Зверь лютый. Книга 22. Стриптиз

Софья рассматривала своих детей, как продолжение самой себя. Даже мысль о том, что Изяслав - взрослый парень, что у него есть собственная голова, что он может в конфликте между родителями взять сторону отца...

-- Гос-споди, Ванечка! Да что ты выдумываешь! Я ж его вот такусенького... он же весь из меня!

Что тот шести-восьми фунтовый кусок мяса бледно-синюшного цвета с головёнкой домиком, беззвучно открывавший ротик, вырос в самостоятельного взрослого человека. Со своими мозгами, представлениями, целями и ценностями... Нет, умом она понимает. Но не всерьёз. Это игра такая. А на самом деле... дитятко бестолковое. В пелёнки дует, пузыри пускает, ручонки бессмысленные тянет. Это давно было? - Да какое ж давно?! Я ж как вчера помню!

Послушный инструмент для создания проблем мужу, не - "человек разумный".

-- Уймись, Софочка. Сперва - служба, потом - хотелки твои. Слушай внимательно.

Она, весьма довольная тем, что заставила меня принять на себя обязательства, принялась изображать "добровольное и добросовестное сотрудничество". Сосредоточенно, как примерная школьница, старающаяся не пропустить ни одного слова при объяснении важного урока, хмурила брови, то поджимала, то выпячивала губы. Выражая полное внимание и понимание поставленной задачи. Прямо - первая отличница в средней школе.

Кажется, моё поручение - обслужить Сухана - её несколько удивило. Но не сильно взволновало. Опыт "трудоустройства" в плену у литваков после "сожжения Москвы" да и вообще... Не смертельно. Подробностей и смыслов я ей не разъяснял:

-- Сухан придёт за тобой. Отведёт куда захочет. Скажет - как. А ты уж расстарайся. С этими... ну, с чуйвствами жаркими. Крики там, стоны, охи-ахи... Не ублажишь мертвяка моего - уговора не было.

Это было одно из самых тонких мест в сценарии приёма княжича. Требовалась чёткая синхронизация. При том, что нужные моменты времени могли быть предварительно определены только приблизительно. Отчего приведя Изяслава в свой "театр", мне пришлось обегать избу. Чтобы скрытно от зрителя подать Сухану сигнал: в зале - аншлаг, подымайте занавес.

Премьера удалась. Зритель убыл впечатлённый. Теперь бенефициантка требует оговоренный гонорар.

"Долг - платежом красен" - русская народная мудрость.

В этот раз "платёж" и вправду вышел... несколько красным.

...

Ни казнь епископа, ни стремительно прошедшие приход и уход Изяслава, не означали наступления покоя. Наоборот, за эти недели накопилось куча дел, которые требовали моего внимания. Многое решали приказные головы. Но и мне доставалось.

Наконец, я выпихнул из балагана очередную партию собеседников и, сладко потянувшись, поманив за собой Сухана и прихватив рванувшегося следом Алу, потопал в баньку.

Софочка млела в парилке. Чуть прикрытая простынкой, густо намазанная какими-то сильно ароматическими маслами, она выглядела совершенно довольной. Отхлебнула из принесённой мною кружки пивка, шумно отфыркнула пену, мотнула головой, указывая подбородком, насмешливо спросила:

-- Чего, племянничек, уже и не встаёт? Поистаскался, бедненький. Беречь себя надо. А то раз - и п-ш-ш...

Она старательно строила из себя "весёлую дурочку".

"Чем старательнее женщина изображает дуру, тем более злобной стервой она является" - международная мужская мудрость.

-- И не говори. Такая жизнь пошла - никакой радости. Ты чего шею замотала?

-- А... ошейник твой. В парилке жарко - печь начинает. Это, стало быть, будет моё второе желание. А с первым ты меня обманул. Изяслав-то ушёл, поговорить с ним - не дал. Нехорошо, племянничек, тётушку обманывать. Как же так? Ай-яй-яй. Клялся-божился...

-- Ну-ну. Не торопись. Сними-ка тряпку. Мда... Так я и думал. Иди-ка сюда, к окошку.

-- Да чего там? Ой, больно!

-- Чирей. Шею надо чаще мыть. Ложись-ка на лавку.

Приветливо, как родному, по-улыбавшись вошедшему в парилку голому Сухану, Софочка, отнюдь не смущаясь своей наготы, немного стриптизнула, увлекательно покачав верхом и покрутив низом, улеглась животом на лавку, свободно раскинулась, старательно изображая полноту неги на довольно узкой и короткой лавочке, поёрзала, и томно спросила:

-- Ну. И чего теперь будет? А, мальчики?

-- Лечить тебя буду. Дай-ка ручки. И вторую.

Неторопливо свёл кисти её рук под лавкой, так, чтобы ножки не позволили вывести их вперёд, защёлкнул наручники. Она не сразу среагировала, я успел накинуть браслет второй пары на её лодыжку.

Тут до неё дошло, она возмутилась, задёргалась, заорала:

-- Э... ты чего? Ты чего делаешь?! А ну прекрати! А ну отстегни немедля! Ванька! Хам! Дурень! Подлюка! Отпусти! Подонок! Гадина! Не смей! Сволота! Каин!

Пришлось дёрнуть, приложить силу. И вторая пара браслетов аналогичным образом ограничила свободу движения её ног.

Софочка бесновалась. Она рвалась во все стороны сразу, подобно пойманной волчице, материлась, как пристанская шлюха в подпитии, била пятками в ножку лавки, как кобыла с букетом шиповника под хвостом, и проклинала меня с богатством образов, свойственных профессиональному экзорцисту.