Читаем Зверь лютый. Книга 22. Стриптиз полностью

Есть исключения: у меня сообщения идут на стол сразу. Но на Стрелке и сигнальщиков больше, и работают они на три стороны. Однако, если и на линейной или конечной вышке приходит сообщение с пометкой "срочно", то сигнальщик вызывает подвахтенного и отправляет его доставить немедленно.

Здесь добавилась моя фраза: "Спешно гонца из Балахны в Городец", которую Николай повторил в тексте.

Получив депешу, ребята отработали чётко: подвахтенный заседлал лошадку и потрёхал в Городец. От Балахны - вёрст 15-18 по реке. Полчаса на сборы, полчаса там на разговоры, полтора часа дороги, туда-сюда. Через 4 часа должен вернуться. Не вернулся.

Через пять часов прискакал охлюпкой (без седла) малой, сказал, что он из Новой слободы, что возле Городца, что батя велел сказать "под рукой" (тайно) "зверятам", что "всех ваших - гридни Радила повязали и утащили". За что, почему? - "За на торгу покражу".

Сунул за пазуху "награду" - поданный медовый пряник - и ускакал в темноту. Ребята - ап-ап... отсемафорили сюда.

Ребятишек винить не в чем - они не охранники, не опера. Их дело - помигал, записал, отнёс. Вышка стоит чуть в стороне от селения, охраны такой, чтобы в миг, через сугробы...

-- Нуте-сь, господа умные головы - какие будут мнения.

-- Чего тут мнеть?! Дружина собрана! Идём, вынимаем наших. А кто имал - рубить голову!

-- О-ох... Ольбег, я думал ты уже вырос. Сказано - "гридни Радила". Ты собрался рубить голову боярину, воеводе, посаднику князя Суздальского Андрея Боголюбского?

Ольбег смутился. После, всё сильнее краснея, набычился и очень неуступчиво повторил:

-- Да! Хоть бы и посадник. Наших взял - вор. Рубить.

Молодец. Наш человек. Моя школа. Чувствует - правильно. Теперь бы ещё и думать начал...

Цели - формируются эмоциями, эмоции - из подкорки, из "мозга крокодила". Потом включается кора, "мозг обезьяны". Которая формирует "букет путей достижения цели". "Кайманчик" - уже есть, "макака" - ещё не выросла.

-- Надо Аким Яновичу ехать. Дело - посольское. Разговоры разговаривать. Чтобы выпустили.

Терентий отличается "умом и сообразительностью". А также - дотошностью и следованию инструкции. Территория - зарубежная? - Дело посольское.

-- А! Вот и Аким надобен стал! Нахреначили дерьма по ноздри, а мне сызнова расхлёбывать?! Опять, как в Рязани, умильну морду делать, упрашивать да вымаливать?! У самих - ни хрена нет! А меня - в побирушки шлёте?!

Неприязнь между Акимом и Терентием - имеет долгую историю. Из недавних - эпизод вокруг "Акимова дома", который Терентий для меня построил.

Но по сути - Аким прав. Как-то моя посольская служба постоянно в роли попрошайки. Ни "кнута", ни "пряника" для Радила у меня нет.

-- Ну чего уж так? Отдадим Радилу его людей. Урюпу того же. С сотоварищи. У меня и ещё двое есть - из прежде засланных. Вчера притащили. Можно поменять.

-- Пустое, Ноготок. С Всеволжска выдачи нет. Сами-то они в Городец не рвутся? Во-от. Правильно понимают: им, после разговоров у тебя, от Радила только смерть.

Николай тяжко вздохнул:

-- Ты уж прости, Аким Янович, а кроме тебя - некому. Не войной же на тот городок князя Суздальского идти.

Аким ещё более задрал нос, победительно осмотрел собравшихся.

-- То-то. Без меня - никуда. Вели сани запрягать. Побогаче. Чтоб сразу видать было: столбовой боярин едет. Одни - под меня, другие под слуг, третьи - под подарки. Блюдов, там, своих крашеных, цацек хрустальных, нетопырей тех, зелёного камня...

-- Как прикажете, сейчас распоряжусь, сделаем в наилучшем виде...

Николай, чувствуя свои вину за депешу, за своего человека, за... вообще - кинулся к дверям.

-- Стой. Сядь.

Мой окрик остановил движение Николая. Но не торжество Акима. Он, развернувшись ко мне, принялся учить "бестолочь плешивую уму-разуму". Произнося размеренно, вдалбливая по-учительски:

-- Каждый - своё место знать должен. Воин - воюет, купец - торгует, смерд - пашет, а боярин...

-- С колокольни шапкой машет.

Ваня! Какой ты грубый! Но - верный.

-- Николай, ты Аким Янычу смерти желаешь? Нет? Так чего ж ты его на погибель шлёшь? Какую-какую... Придорожную.

Народ смотрел на меня изумлённо. Даже - встревожено. У босса крыша поехала, заговариваться начал. А нам-то как теперь?

А я - злился. На себя. На собственную беспомощность. В болоте человеков и их душ.

Мой инженерный подход - недостоверен. Марксизм, любой системный анализ... для конкретной ситуации, для конкретного человека - годен ограниченно. Логика... Люди не следуют логике! Материальный интерес... Это лишь один из человеческих интересов. Если бы я знал, видел, общался с этим Радилом - мог бы делать... более обоснованные предположения. О тех целях, которые ставит его "мозг крокодила", о тех путях, которые предлагает ему "мозг обезьяны".

А так... "вилами по воде". Цена - жизни человеческие.

Очень неприятное, неуверенное, неустойчивое состояние души. "Темна вода в облацях". И это - раздражает.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Облачный полк
Облачный полк

Сегодня писать о войне – о той самой, Великой Отечественной, – сложно. Потому что много уже написано и рассказано, потому что сейчас уже почти не осталось тех, кто ее помнит. Писать для подростков сложно вдвойне. Современное молодое поколение, кажется, интересуют совсем другие вещи…Оказывается, нет! Именно подростки отдали этой книге первое место на Всероссийском конкурсе на лучшее литературное произведение для детей и юношества «Книгуру». Именно у них эта пронзительная повесть нашла самый живой отклик. Сложная, неоднозначная, она порой выворачивает душу наизнанку, но и заставляет лучше почувствовать и понять то, что было.Перед глазами предстанут они: по пояс в грязи и снегу, партизаны конвоируют перепуганных полицаев, выменивают у немцев гранаты за знаменитую лендлизовскую тушенку, отчаянно хотят отогреться и наесться. Вот Димка, потерявший семью в первые дни войны, взявший в руки оружие и мечтающий открыть наконец счет убитым фрицам. Вот и дерзкий Саныч, заговоренный цыганкой от пули и фотокадра, болтун и боец от бога, боящийся всего трех вещей: предательства, топтуна из бабкиных сказок и строгой девушки Алевтины. А тут Ковалец, заботливо приглаживающий волосы франтовской расческой, но смелый и отчаянный воин. Или Шурик по кличке Щурый, мечтающий получить наконец свой первый пистолет…Двадцатый век закрыл свои двери, унеся с собой миллионы жизней, которые унесли миллионы войн. Но сквозь пороховой дым смотрят на нас и Саныч, и Ковалец, и Алька и многие другие. Кто они? Сложно сказать. Ясно одно: все они – облачный полк.«Облачный полк» – современная книга о войне и ее героях, книга о судьбах, о долге и, конечно, о мужестве жить. Книга, написанная в канонах отечественной юношеской прозы, но смело через эти каноны переступающая. Отсутствие «геройства», простота, недосказанность, обыденность ВОЙНЫ ставят эту книгу в один ряд с лучшими произведениями ХХ века.Помимо «Книгуру», «Облачный полк» был отмечен также премиями им. В. Крапивина и им. П. Бажова, вошел в лонг-лист премии им. И. П. Белкина и в шорт-лист премии им. Л. Толстого «Ясная Поляна».

Веркин Эдуард , Эдуард Николаевич Веркин

Проза для детей / Детская проза / Прочая старинная литература / Книги Для Детей / Древние книги
Изба и хоромы
Изба и хоромы

Книга доктора исторических наук, профессора Л.В.Беловинского «Жизнь русского обывателя. Изба и хоромы» охватывает практически все стороны повседневной жизни людей дореволюционной России: социальное и материальное положение, род занятий и развлечения, жилище, орудия труда и пищу, внешний облик и формы обращения, образование и систему наказаний, психологию, нравы, нормы поведения и т. д. Хронологически книга охватывает конец XVIII – начало XX в. На основе большого числа документов, преимущественно мемуарной литературы, описывается жизнь русской деревни – и не только крестьянства, но и других постоянных и временных обитателей: помещиков, включая мелкопоместных, сельского духовенства, полиции, немногочисленной интеллигенции. Задача автора – развенчать стереотипы о прошлом, «нас возвышающий обман».Книга адресована специалистам, занимающимся историей культуры и повседневности, кино– и театральным и художникам, студентам-культурологам, а также будет интересна широкому кругу читателей.

Л.В. Беловинский , Леонид Васильевич Беловинский

Культурология / Прочая старинная литература / Древние книги