Зверь лютый. Книга 22. Стриптиз

-- Спокойно. Всем спокойно. Теперь, когда мы до этого додумались, когда поняли, что слова гонца - не правда истинная, а то, что Радил хотел нам передать, к истине безотносительное, возникает вопрос: а для чего он хотел нам такое втюхать? Ну? Мнения?

-- Ну... чтобы мы не дёргались, что наш гонец пропал. А они его там, тем временем... Надо идти! Надо выручать!

-- Ольбег! Уймись! Подумай сперва. Что из сигнальщика, хоть бы и под пыткой, можно вынуть? Количество труб в Балахне? Суточную добычу соли? Таблицу сигналов? И куда такое знание? Радил предполагает, что мы знаем об измене Хохряковича. Но - не уверен. Он предполагает, что мы знаем о судьбе точильщика: парня либо в застенок вкинули, либо под лёд спустили. Сотрудничать с Радилом он не стал. Иначе - были бы отчёты его рукой писанные. И тут даёт нам чёткое однозначное знание: "Ваших всех - гридни повязали". Врёт. Зачем?

-- Чтобы мы пошли... вынимать. А он - встретит.

Какой изумлённый просветлённый взгляд у Чарджи. Озарение, открытие.

Инал презрительно относится к мастеровым, к их восторгу, когда решается очередная техническая задача. А тут - сам озарился! Решением задачи. Пусть и не технической, а ситуативной, логической.

-- Великолепно! Очень точно подмечено. Если, как я предполагаю, Хохрякович Радилу о Всеволжске много порассказывал, то должен был упомянуть мой... э... заскок: взыскивать за своих. О чём Ольбег тут уже кричал неоднократно.

-- Интересно, а сколь много у него добрых воинов?

Ивашко прикидывает возможность кровавого возмездия.

-- Три десятка гридней, ещё столько ж отроки дружинные да молодшие. С сотню посадских на стены поставит. Тыщи две... если всю округу поднимет. Мужики, почти все, с копьями, топорами и кистенями. Многие - со щитами. Есть шлемы, булавы, самострелы. Народ бывалый, охотников много, разных бродяг лесных, ватажников, шишей бывших. Строя - не удержат, но резаться - горазды.

Драгун - молодец. Данные хоть и не сего дня, но здесь почти всё меняется медленно. Вероятно - достоверны.

-- Ты, инал, как? Всех порубаешь?

Для Чарджи любые сомнения в его рубательных способностях - оскорбление. Он не удостаивает Ивашку ответом. Просто окидывает взглядом. Был бы во взгляде бензин - Дятловы горы на все свои двенадцать вёрст - пламенем пылали.

-- Стоп. Нечего промеж себя свариться. У нас для удали молодецкой - есть ныне супостат городецкий. Давайте чётче, детальнее. Радил объявил мне, что мои люди сидят у него в порубе. Он ожидает моей реакции - пойду вынимать. В какой форме? Ну? Как я, по мнению Радила, могу спасти своих людей?

-- Дык... а чего тут думать?! Ты - воевода, он - воевода. Сели на коней резвых, взяли в ручки белые - сабельки вострые. Выехали в чисто поле да и переведались - решили, промеж себя, кого верх.

У Ивашки - интеллект мерцающего типа. Временами - просекает на раз. Потом проваливается на обычный уровень. Возвращается к былинам, сказаниям, обычаям...

-- Ты ж уже начал! Собрать дружину, идти к Городцу...

-- И? Встать вокруг стен в поле на морозе и вопить: отдай мне ребятишек! Отда-а-ай!

Я старательно изобразил жалостливую интонацию выклянчивающего игрушку ребёнка. Даже Чарджи нехотя улыбнулся. А я продолжил:

-- Кроме как клянчить - мы ничего не можем. На приступ... Брать город князя Суздальского...

Как сказал однажды Барак Обама: "Я не против всех войн, я против тупой войны".

Не знаю - как в ихнем бараке, может, им - новость, а на моём чердаке - это аксиома.

-- Повторю: Радил - враг. Но - не дурак. Раз сумел Городец поставить и столько лет посреди врагов усидеть. Его, прежде чем перемочь - надо переумнить. Для того понять - что он думает.

-- Ну, знаш, чужа душа - потёмки.

-- Так посвети! Мозгой своей! Думай, Ивашка!

-- А чего тута думати? Тута ж ясно.

О, голос из угла. Там, в закуточке сидит, опустив стриженную голову, Потаня. Крутит пальцы - "ёжиков сношает". Ему, смерду, бывшему холопу, голове Поместного приказа, которые испомещает крестьян, который сельским хозяйством занимается - все эти дела воинские... Ему о них судить - и невместно, и неинтересно. Раз голос подал - достали мужика. Своей глупостью.

-- Спустить ему обиды людям наших - не можно. Воевать с суздальскими - не можно. Пугать их - бестолку. Стал быть - посла слать. Разговаривать. Выкупать, может...

-- Умница! Радил, не считая меня дурнем, ждёт от меня посылки посла. Для разговора, торга какого-то, чтобы вызнать чего, чтобы нас нагнуть да попользовать... Следующий шаг: почему он малька в Балахну послал?

-- Эта... Ну... Чтобы ты, значится, посла... Я ж сказал!

Плохо. Копает глубоко, но очень медленно. Нет навыка развернуть идею в цепочку следствий. Область анализа непривычна?