Читаем Зверь лютый. Книга 22. Стриптиз полностью

-- Посуди сам. Вот поехал сигнальщик из Балахны в Городец. И не вернулся. Чтобы я сделал? - Послал человека разбираться. Чуть раньше-позже, а дело до разговоров так и так дошло бы. Нет, Радил послал своего гонца. Чтобы я нынче же дёргаться начал. Про вышки Хохрякович ему, наверняка, рассказал. Радил прикинул - когда я сигналку получу. И сразу начну... подпрыгивать. А чтобы я быстрее шевелился, гонцом его сказано: "Завтрева - светлое воскресенье. А в понедельник - суд да казнь...".

Скверно. Не обращают внимание на детали. Не дочитывают текст задачи до конца. У школьников - довольно типовая проблема. Но мы тут не корни по Виетту ищем.

Мелочи, исключения. По мейнстриму - корабли должны плавать. В реале - они тонут. На риф напоролся, в другого въехал... "Стрим" бывает не только "мейн". Тонут.

-- Радил сообразил, что у нас один путь - послать посла. И - подтолкнул время. Своим мальчишкой, переданными словами. Складываем один и один - получаем два. Вот нынче, вот спешно сегодня, я должен послать человека к нему на разговоры. От Стрелки до Городца шестьдесят вёрст. Быстро, саночками резвыми. Понятно?

-- Да вроде... Так дружину распускать?

-- Погоди, Чарджи. До конца не докопались. Снова вопрос: почему Радилу нужно, чтобы посол был послан сегодня? Прям с утра? Бегом?

-- Ох и нудно же ж. Слушай, Иване, ты уж решай: ехать или не ехать. А то тяжко-то... мозги уж у всех по-завивалися.

-- А зря. Дело-то, Аким Яныч, об твоей голове.

-- Почему - понять трудно. Мало ли у того Радила резонов быть может? Может монаси с того, с Феодоровского монастыря напели чего? Или кудесник какой предсказал смерть скорую. Вот он и торопится напоследок. Гадостей понаделать.

Николай отмер. В начале разговора он был очень удручён собственными промахами, помалкивал. Шустрил, чтобы замазать ошибку, выслужиться. А жаль - ум живой, опыт, как-то сравнимый - есть. Теперь есть надежда и от него получить добрый совет.

Насчёт монахов... Отрубленная Феодором Стратилатом золотая голова Афродиты... Казнь моих ребят... Какая-то ассоциация есть... Уж очень неявная. Фигня! Ложное срабатывание.

-- А попроще? Из нашего, земного? У Радила цель - чтобы Всеволжска не было. Соглядатые ему места, куда бы ткнуть - всё посыпалось - не указали. Епископа ублажал-обхаживал - не помогло. Послал поджигателя. Опять - бестолку. Что остаётся? Поднять племена? - Мы с ними в мире. Своей силой справиться...? После разгрома Феодора в Балахне понятно - вряд ли. Со стороны звать? На Оке - Живчик, у эрзя - Вечкенза. Эмир? - Далеко, Радилу не дотянуться. Остаются две силы - князь Андрей да новогородские ушкуйники. Ушкуйники до весны не придут. Да и как с ними сладится - бог ведает. Клязьменских мы, вон, урезонили до смерти. А у него - горит. У него Хохрякович на руках, да точильщик... Не то - в застенке, не то - в могиле. И остаётся ему одно - провокация.

Факеншит! Что они на меня так вылупились? А, блин, слово незнакомое!


Глава 479


***

Как же перевести-то?

Побуждение, возбуждение, подстрекательство? - Фигня! Синонимичность - неполная, не покрывает смысловых оттенков.

К примеру, "подстрекательство" от "стрекала" - острого колющего предмета, жала. Назначение: причинять животному боль, заставлять двигаться в нужную сторону. Подстрекательством можно с конём заниматься. Если у тебя шпоры.

Показать коню сахарок, чтобы он подошёл к тебе - подстрекательство?

Нет в русском языке такого понятия, не свойственно русским такая манера поведения! Я уже говорил о длине ряда синонимов, отражающей распространённость явления в народной жизни.


"Предательское поведение, подстрекательство кого-н. к таким действиям, к-рые могут повлечь за собой тяжёлые для него последствия".


Не просто "побуждение", которое может быть побуждением к обычным, даже - полезным действиям, к усердному учению, например, но "побуждение" - предательское. Не болью - шпорой в бок, а сахарком - в пропасть.

"Побуждение обманом" - к действиями гибельным.

***

-- По представлениям Радила - я должен послать немедля посла. Кого? Хохрякович, наверняка, на такой вопрос ответ сообразил. Дело серьёзное, горящее. Аким Янович - посольский голова, единственный боярин с шапкой, Радилу равный. Ехать - Аким Яновичу. Однозначно. Иное воеводе Городецкому - с порога плевок. Когда Аким поедет - известно. "Немедля". Радил устраивает засаду. Долго в зимнем лесу не высидишь, но и не надо - сегодня всё сделается. Акима режут. Кому-то дают убежать. Чтобы донёс до меня - городецкие батюшку убили. Отец родной - не слуги-приказчики. Кровь во мне закипела, собрал войско, пошёл к Городцу. Взять городок... непросто. Посередь зимы, в поле, без осадных машин... долго и кроваво. А Радил гонца к Боголюбскому гонит: Ванька-лысый - вор. Твой, государь, город, побить-пожечь пытается. Андрей бьёт по нам. В полную силу.

-- Рисково. А ежели ты Городец возьмёшь да злыдня такого... как епископа?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Облачный полк
Облачный полк

Сегодня писать о войне – о той самой, Великой Отечественной, – сложно. Потому что много уже написано и рассказано, потому что сейчас уже почти не осталось тех, кто ее помнит. Писать для подростков сложно вдвойне. Современное молодое поколение, кажется, интересуют совсем другие вещи…Оказывается, нет! Именно подростки отдали этой книге первое место на Всероссийском конкурсе на лучшее литературное произведение для детей и юношества «Книгуру». Именно у них эта пронзительная повесть нашла самый живой отклик. Сложная, неоднозначная, она порой выворачивает душу наизнанку, но и заставляет лучше почувствовать и понять то, что было.Перед глазами предстанут они: по пояс в грязи и снегу, партизаны конвоируют перепуганных полицаев, выменивают у немцев гранаты за знаменитую лендлизовскую тушенку, отчаянно хотят отогреться и наесться. Вот Димка, потерявший семью в первые дни войны, взявший в руки оружие и мечтающий открыть наконец счет убитым фрицам. Вот и дерзкий Саныч, заговоренный цыганкой от пули и фотокадра, болтун и боец от бога, боящийся всего трех вещей: предательства, топтуна из бабкиных сказок и строгой девушки Алевтины. А тут Ковалец, заботливо приглаживающий волосы франтовской расческой, но смелый и отчаянный воин. Или Шурик по кличке Щурый, мечтающий получить наконец свой первый пистолет…Двадцатый век закрыл свои двери, унеся с собой миллионы жизней, которые унесли миллионы войн. Но сквозь пороховой дым смотрят на нас и Саныч, и Ковалец, и Алька и многие другие. Кто они? Сложно сказать. Ясно одно: все они – облачный полк.«Облачный полк» – современная книга о войне и ее героях, книга о судьбах, о долге и, конечно, о мужестве жить. Книга, написанная в канонах отечественной юношеской прозы, но смело через эти каноны переступающая. Отсутствие «геройства», простота, недосказанность, обыденность ВОЙНЫ ставят эту книгу в один ряд с лучшими произведениями ХХ века.Помимо «Книгуру», «Облачный полк» был отмечен также премиями им. В. Крапивина и им. П. Бажова, вошел в лонг-лист премии им. И. П. Белкина и в шорт-лист премии им. Л. Толстого «Ясная Поляна».

Веркин Эдуард , Эдуард Николаевич Веркин

Проза для детей / Детская проза / Прочая старинная литература / Книги Для Детей / Древние книги
Изба и хоромы
Изба и хоромы

Книга доктора исторических наук, профессора Л.В.Беловинского «Жизнь русского обывателя. Изба и хоромы» охватывает практически все стороны повседневной жизни людей дореволюционной России: социальное и материальное положение, род занятий и развлечения, жилище, орудия труда и пищу, внешний облик и формы обращения, образование и систему наказаний, психологию, нравы, нормы поведения и т. д. Хронологически книга охватывает конец XVIII – начало XX в. На основе большого числа документов, преимущественно мемуарной литературы, описывается жизнь русской деревни – и не только крестьянства, но и других постоянных и временных обитателей: помещиков, включая мелкопоместных, сельского духовенства, полиции, немногочисленной интеллигенции. Задача автора – развенчать стереотипы о прошлом, «нас возвышающий обман».Книга адресована специалистам, занимающимся историей культуры и повседневности, кино– и театральным и художникам, студентам-культурологам, а также будет интересна широкому кругу читателей.

Л.В. Беловинский , Леонид Васильевич Беловинский

Культурология / Прочая старинная литература / Древние книги