Зверь с той стороны

Пробовал я заходить с другой стороны. Что он, Гойда, думает о своей дальнейшей участи? Неужели тиран, которым, не дай Бог, я всё-таки стану, позволит Гойде продолжать спокойно жить? Ему, по сути создавшему, изваявшему этого тирана из невидного, в общем-то, «полуфабриката»? Ему, видевшему тирана в одних трусах, прикованным к, пардон, сантехническому очку? Заблуждаться на этот счёт не стоит. Я придушил бы его даже сейчас, появись вдруг такая возможность, и Гойда это превосходно знает! После инициации же и метаморфоза я, то бишь, уже и не я вовсе, Дьявол собственной персоной, не позволит ему прожить одного лишнего мгновения. Размажет микронным слоем по полу и стенам. Разрежет на куски и утопит в этом самом унитазе. УНИЧТОЖИТ!!!

Разумеется, парировал Гойда. Совершенно справедливо, — размажет, растерзает, даже из памяти вымарает. Но им, Гойдой, движет отнюдь не сладенькая мечта прибиться к будущей главной кормушке, получить от благодарного властителя уютную синекуру. Одно-единственное ему важно — увидеть триумфальное явление Князя народу. Понять, что жизнь прожита не напрасно, и главное дело закончено успешно. И вот ещё чего я не знаю, кхе-ххе!… Он вовсе не собирается отпускать меня в свободное плавание. Мы отправимся в великое будущее вместе. Перенос сознания реален. "Лейденская банка", подвергнутая некоторым изменениям, позволит выполнить его со стопроцентной надёжностью.

Мы. Будем! Одним!! Целым!!!

Причём без шизофренического раздвоения личности. Поскольку рождённое через… да, через пять дней существо будет не совсем уже человеком.

…Гойда приносил маленький телевизор и показывал мне новости. При этом он садился от меня дальше, чем обычно, у самого выхода, и не отпускал Ильдара. Побаивался. Глядя в экран, я рвался с цепи яростней обычного.

В городе творилось нечто ужасное. Демонстрации, митинги, кровавые стычки милиции с гражданами и граждан между собой. Массовые убийства, обставленные как ритуальные, посвящённые Сатане. Нападения на храмы различных конфессий, разорения кладбищ. Самоубийства. Аварии, пожары, теракты. И везде — Сатана! Сатана! Люцифер! Ждём! Вершим — во имя Твоё! Присягаем — делу Твоему! Из магм — восстань к нам!

Разворачивался обещанный новый этап деятельности "Предстоящих".

— Наших боевиков, — комментировал Гойда, — почти уже не приходится подбадривать э-э… искусственно. После гибели Зомби они превратились в форменных волков. Они хватили человечинки и не могут остановиться. Ни сна, ни отдыха. Режут виноватых и невинных. Результаты колоссальные! Город напоминает грозовую тучу, разряды из которой лупят с периодичностью поистине небывалой. "Лейденские банки" заряжаются едва ли не самостоятельно. «Игвы» разряжают их в местах скопления народа, почти не скрываясь, и надо видеть последствия! Я подброшу вам оперативные съёмки, вы оцените эффект. Правоохранительные органы дезорганизованы, не имеют ясных целей. Личный состав милиции и солдаты внутренних войск вооружены боевым автоматическим оружием, снабжены бронетехникой, выпущены на улицы и стреляют без разбору. Мне иногда кажется, — сознался он, — что мы слишком уж форсировали события. Но теперь поздно что-либо предпринимать. Контроль над ситуацией полностью утрачен. И не только законной властью, доживающей последние минуты, но, к сожалению, и нами. Маховик раскрутился, остановить его немыслимо. Его можно только присоединить к потребному механизму или сломать. Пройдет пять дней — и мы поймём, что из задуманного нам удалось. Удалось обратить эту чудовищную энергию на свою пользу или нет. Если да — мы победили. Если нет, нас раздавит.

Смотрите, Филипп, не смейте закрывать глаз!

Ваша власть будет стоять на прочнейшем в мире фундаменте из костей и ужаса человеческого, одновременного ужаса миллионов людей, — поэтому она будет непоколебима!

Зато и вы не сможете отступить. Никогда.

Иначе жертвы будут напрасны.

Человеческие жертвы… Человеческие. Сможете ли вы перешагнуть через них?…

С какой неистовой силой я желал порвать цепь! С какой…

Я знал, что это возможно. Возможно! Не в цирке, в жизни. Мой собственный дед, именем которого меня назвали, однажды, в момент наивысшего волнения и страха за жизнь близких, порвал голыми руками лодочную цепь, словно гнилую бечевку.