Зверь с той стороны

Это случилось в конце тридцатых годов. Моя бабушка и тётя, тогда совсем маленькая девчонка, поплыли на лодке через реку, в соседнюю деревню. Туда приехали торговцы с товарами. Была весна, река разлилась, а мост разобрали ещё раньше, чтобы не унесло половодьем, не разломало ледоходом. Паром ходил только по расписанию. Дед велел бабке забирать как можно выше, чтобы течением не снесло на паромный трос и не перевернуло. Видимо, она забрала мало. Дед, услышав крики: "Филькя, беги на реку! Еленка твоя с Нюркой тонут!", выскочил из избы в окошко, в одних подштанниках, без рубахи и сапог. Еленка с Нюркой не то чтобы совсем уж тонули, но отнесло их уже далеко. Девочка лежала на лодке, перевёрнутой кверху днищем, кашляла и подвывала, а бабушка бултыхалась рядом. Плавать не умели ни та, ни другая. (Кстати, тётя вспоминала, что тонуть ей было совсем не страшно и не больно. Она словно бы пила, пила, пила речную воду, и всё не могла напиться. Ещё на дне колыхались такие красивые-красивые мягкие водоросли, в них хотелось улечься и заснуть. Больно стало потом, когда её вытащили, и пришлось выпитую воду отдавать назад реке. Я уверен, она что-то перепутала. Во время паводка вода вовсе не прозрачна, а больше похожа на жидкую глину — увидишь ли сквозь неё водоросли? Да и не могла бабушка нырять за ней. Она же совсем не умела плавать.) Дед заметался по берегу. Потом подскочил к чьей-то лодке, ухватился за цепь, заорал зверем, рванул — и цепь не выдержала. Впрочем, бабушку с тётей спас другой мужик. Он находился гораздо ближе к тонущим, был уже на воде, уже в лодке и поспел раньше деда.

Я знаю, какими цепями приковывают лодки в Петуховке. Вряд ли в тридцатых годах использовали более тонкие. Моя блестящая кандальная цепочка выглядела бы рядом с лодочной цепью украшением, и только.

Неужели дед был во столько раз сильнее меня?

Или сталь в моих оковах — особо прочная, легированная?

Или меня просто-напросто не припекло по-настоящему?!!

Шестой день выдался самым тяжелым. Во-первых, уже сутки, а то и более ко мне почему-то никто не приходил. Минералка кончилась, я был вынужден пить сырую водопроводную воду. Страшная гадость. Я звал надзирателя, гремел по трубам и, отчаявшись дозваться людей добром, пустил струю из крана мимо ванны. Вода давно уже уходила под дверь, но никому не было до этого дела. Бросили меня, что ли? Во-вторых, начался-таки долгожданный насморк, а вдобавок возникла резь в животе.

Наверное, из-за воды.

А возможно, думал я с горькой иронией, оттого, что я так ни разу и не сожрал слабительного и не засадил себе клизму, как рекомендовал умудрённый многолетним опытом мистер Брэг. Ах, как халатно по отношению к собственному здоровью и недальновидно я поступал! Наверное, стоило бы попросить Гойду проделать для меня эту нехитрую процедуру.

Настроение было ни к чёрту. Задница за неделю превратилась в сплошную сухую мозоль, повторяющую по форме унитазную крышку. Дёсны и зубы молили о любой, любой работе. Я вдруг пожалел, что выкинул жвачку и с определённым интересом начал поглядывать на губку. Тоже ведь упругая.

Сочинение Дэна Симмонса бесило меня одним своим видом. Растерзав несколько книжных страниц (варварство! кощунство! — раньше я бы и с дамским детективом в мягкой обложке так не поступил), я понаделал лодочек и пускал их по течению. Лодочки скапливались у двери, образовав подобие Беляевского Острова Погибших кораблей. Я метнул в них пустую бутылку и ещё раз примерился к цепи. От многократных попыток у меня уже образовались раны на запястьях. Раны саднили. Пробовать силы с каждым разом хотелось всё меньше.

Тут я наконец услышал множественные шлёпающие по воде шаги в коридоре, ругань и звон ключей. Дверь открылась, кораблики и бутылка вырвались на волю. В комнату ввалился мужик в сапогах и халате. "А, Рваный рот", — узнал я его. Служитель при "лейденской банке", получивший за излишнее рвение от Гойды костылем в пасть.

— Закрой кран! — заорал он.

— Сам закрой, — предложил я с плохо скрытой угрозой. — Видишь, у меня руки связаны.