Зверь (сборник)

И Курто вновь начал осаждать город, еще яростней, нежели в предыдущую зиму. Со смотровых башен почти каждый день видели короля волков и его свиту — но никогда они не подходили на расстояние полета стрелы.

Эта зима тоже выдалась суровой. Толстый лед сковал Сену, и часто поутру следы лап ясно свидетельствовали о том, что волки пользовались ситуацией и шныряли повсюду возле городских стен, подыскивая место, где они смогли бы проникнуть в город.

Однако стены были высоки и прочны, и осуществить подобные планы не представлялось возможным, часовые же внимательными взглядами провожали скользящие в лесу серые тени, не упуская случая воспользоваться луком и стрелами. Так что стражники не ждали беды от волков, бродящих по льду.

Но однажды все изменилось.

Притоками Сены были реки Марн, Верхний Марн, Об и Кот д’Ор. Мороз, обрушившийся на высокие холмы и нагорья, был настолько лютым, что сковал эти реки до самого дна, остановив их ток. И русло Сены, оставшись без притока свежей воды, обмелело куда сильней, чем даже в разгар лета.

На речном берегу перед дворцом короля Карла располагался причал для его барки. Когда он пустовал, то запирался при помощи стальных ворот, которые погружались в реку на фут. Но сейчас уровень воды упал так сильно, что между решеткой и речным льдом образовалась дыра в три фута высотой. Волки, рыскавшие по всему льду, обнаружили ее, и Курто, невзирая на ужасную участь, едва не постигшую его в городе, созвал свою могучую стаю. Просочившись в дыру под водными вратами, волки дюжиной окольных путей добрались до величественной площади перед кафедральным собором. Некоторое количество богобоязненных людей как раз закончили свое бдение у алтаря и отправились по домам, когда внезапно навстречу им выскочила ватага волков. Жертвы оказались совершенно безоружны, их застигли врасплох. Через двадцать минут все было кончено. Волки пировали около часа, затем, объевшись человеческим мясом, убежали через те же речные ворота, в которые зашли. Во время этого чудовищного налета сорок человеческих душ было загублено и сорок тел частично сожрано, прежде чем перепуганные обыватели смогли поднять тревогу и послать какой-никакой отряд на помощь. И ни единого волка не удалось умертвить.

* * *

Таким был венец деяний в жизни великого волка. И такими были темнейшие времена в темной и печальной истории тех земель. Да, такими они были, но известно, что самые темные часы — предрассветные.

Некоторое время столичные жители пребывали в ошеломлении от кошмара, сотворенного волками. Многие священнослужители, включая самого архиепископа, пали тогда жертвами волчьих зубов. И в этой тьме, охваченный безнадежным отчаянием, недвижно сидел король — а уж он-то обязан был встать на защиту народа своего, сокрушенного горем. Король же в те дни не заслужил ничего, кроме презрения.

Но на парижских улицах отыскался все же смельчак: Боссилье, капитан городской стражи, служитель города, неустрашимо шагнул вперед. И хотя его чин не давал ему права говорить за всех, но личное мужество и здравый смысл такое право ему в избытке предоставили.

«Неужто французы пали так низко, стали настолько беспомощными, что волкам отныне позволено заходить в столицу, когда они только пожелают, и вкушать в священном месте людскую плоть и кровь, а затем уходить безнаказанными? Если они бросают нам вызов, так я приму его! И в таком случае жажду я встретиться с главарем волков лицом к лицу. Таково мое желание, если будет на то ваша воля, о король мой!»

И слабый испуганный король опустил плечи, вострепетал и кивнул.

А храбрый Боссилье созвал отцов города на совет и заставил выслушать свой план. Были среди них и те, кто устрашился, и те, кто поднял Боссилье на смех. Но король дозволил сие смелое начинание, так что, когда совет завершился, у Боссилье были развязаны руки и он имел право делать, что пожелает.

* * *

Боссилье был так же хорош на охоте, как и на службе. Знал он и волков в лесу, и своих сограждан. И вот какой план он предложил.

Две недели ни одна живая душа не должна была входить или выходить из парижских ворот. Даже отбросы прекратили сваливать за городские стены, так что волки оказались лишены всех своих обычных источников пропитания. Теперь отбросы складывали на площади перед Нотр-Дам-де-Пари и там же забивали всю скотину для пропитания горожан, а потроха оставляли рядом. Лед все еще был прочным, но уровень воды вновь поднялся до нормального, так что железную решетку в королевских владениях следовало поднять, чтобы она оказалась на три фута надо льдом. Все улицы, ведущие к кафедральной площади, перекрыли высокими стенами или же решетками. Таким образом, единственный путь от королевских владений до Нотр-Дама начинался от ворот, за которыми следили с верхних ярусов надвратных башен и могли захлопнуть их в любую секунду. Говяжьи кишки разбросали на дальнем берегу и на ледовом пути к королевским владениям, а также на пути к кафедральной площади.