Зверь в Ниене

Урпо налил полный ушат воды. Лёгким движением бабочки скользнул к бобылю, коротко двинул кулаком в печень. Горбун замычал и согнулся, но опрокинуться Урпо ему не дал. Палач схватил горбуна за волосы, повалил на колени, подтащил к ушату и сунул лицом в дно.

— Надо было руки связать, — непроизвольно обронил начальник караула.

— Справится, — подполковник Киннемонд был уверен в Урпо из Кякисалми.

Горбун бился, как рыба об лёд, но палач налегал ему на затылок. Он сумел продержать его долго. В конце, Руп ухитрился опрокинуть ушат и скорчился на полу, кашляя и отплёвываясь.

— Можем повторить, — предложил палач Ниеншанца.

— Погоди, ещё рано, — юстиц-бургомистр подождал, когда подозреваемый отдышится. — Поставь его на колени.

Мокрые волосы облепили лицо Рупа. С них стекала вода. Борода стала узкой, будто её нарочно собрали в клин.

Опирающийся кулаками в пол горбун злобно зыркал исподлобья и сделался похож на вурдалака.

— Что ты услышал на исповеди Ханса Веролайнена? — ровным голосом осведомился Грюббе.

— Ничего… — выдохнул горбун. — Ничего я не слышал. Он тихо говорил… а я в сенях был, за закрытой дверью… Оттуда не слышно совсем.

— Кого ты видел, пока священник принимал покаяние? — неожиданно спросил фогт на своём плохом финском, но Руп понял.

— Во дворе ходили всякие. Сын его был, молодой Веролайнен. Молодой Тронстейн был. Да ещё мужики, которые с ними работали. Но потом они все ушли.

— Когда умер Ханс Веролайнен, в присутствии священника?

— Точно нет. Отец Паисий отпустил грехи и удалился.

— Кто присутствовал при его смерти?

— Я был.

— А доктор?

— Не стал ждать. Да и незачем ему. Всё так было ясно.

— Что тебе сказал плотник Ханс Веролайнен? — выпалил ленсман.

Руп не ожидал от него вопроса и замялся.

Клаус Хайнц постучал ногтём по песочным часам. Горбун вздрогнул.

— Что тебе сказал плотник? — повторил вопрос юстиц-бургомистр.

— Ничего, — выдавил Руп. — Он забылся и стал отходить. Потом судороги — и всё.

— Что ты от него слышал? — ленсман поставил вопрос иначе.

— Да пошли вы…

Вместе с дыханием к бобылю вернулось упрямство.

— На козлы его, — распорядился Карл-Фридер Грюббе.

С ленсманом и капралом упирающегося горбуна завалили на козлы для пилки дров и привязали за руки и за ноги лицом вниз.

— Разве можно пытать допрашиваемого в один день дважды? — усомнился Сёдерблум.

— Пытать мы ещё не начали, — ухмыльнулся Грюббе.

— Вы используете кнут? — спросил королевский фогт.

— Нет, кнута будет недостаточно, — возразил старший письмоводитель.

И все закивали, что этот инструмент хорош для наказания провинившихся, а не для прояснения разума хранителя секретов.

— Какие будут предложения, господа? — спросил бургомистр юстиции.

— Можно сжечь пучком горящей соломы все волосы на теле, — сказал ленсман.

Горбун на козлах трясся всем туловищем и от переживаний испустил протяжный трубный звук.

— Что ты скажешь, Урпо, — спросил начальник караула апрал Урпо, — на этот рёв кожаного горна?

— В кузнице есть клещи, — со знанием дела заявил палач. — Когда раскалим в жаровне, можно содрать с горба жир.

Бобыль Руп завыл и хрипло, неразборчиво заругался.

— Нагревай клещи, — приказал Карл-Фридер Грюббе и, заметив, что горбун косится на него, перевернул песочные часы.

РАССЛЕДУЕТ СТАРШИЙ ПИСЬМОВОДИТЕЛЬ

— Установление невиновности — тоже установление истины, — сказал бургомистр юстиции, когда они выходили по Корабельному мосту из Ниеншанца.

Впереди вприпрыжку ковылял Руп, напуганный до заикания, но целый. Королевский фогт дал ему марку серебром из казённых средств, полагающихся для возмещения душевного ущерба после допроса с пристрастием. И хотя до телесных страданий дело не дошло, горбун торопился поправить здоровье в «Медный эре».

— Он же признался! — засмеялся ленсман Штумпф.

— А потом не сумел описать место преступления, — отрезал бургомистр. — Нам не нужны ложные свидетельства. Мы должны найти настоящего убийцу, тогда зло будет искоренено и не сможет повториться.

Ленсман покивал и откланялся, он свернул к паромной переправе.

— Никто не может свершить столь жестокое преступление, не изменившись, — высказал мудрое соображение моралистичный Пер Сёдерблум и вздохнул: — Хотя, для того, чтобы убедиться в отсутствии изменений, нам пришлось как следует приглядеться.

— Одним подозреваемым меньше, — Клаус Хайнц опирался на трость при каждом шаге и смотрел под ноги. — Дела же это не облегчило.

— Плотник и поп как-то связаны, — сказал Грюббе. — Герр Сёдерблум, возьмите на себя это деликатное дело. Вам надо поговорить с фру Анной Елизаветой. Что-нибудь она о своём работнике знает. Герр Хайнц, вам я поручаю беседу с Ингмаром Тронстейном — они с Хансом работали вместе. Может быть, Веролайнен ему что-то рассказал. Поговорите также с управляющим. Если мы ошибаемся, будем рассматривать другую версию, а пока необходимо убедиться в ничтожности этой.

— Я сейчас отправлю записку в Бъеркенхольм-хоф, — обрадовался фогт. — Уверен, фру Стен фон Стенхаузен пригласит нас пообедать.