Звери дедушки Дурова

Я обернулся к собаке… На меня смотрели полные слез, большие карие глаза, и в них я прочел глубокое страдание, тоску и упрек.

Они говорили:

— За что?

Я не выдержал этого взгляда; ноги мои подкосились, и я упал без чувств…

Когда я пришел в себя, я лежал на постели, среди ряда других кроватей. Это был лазарет. Ко мне подошел фельдшер и с участием склонился над изголовьем:

— Очнулся? Ну, и напугал же нас.

Я взглянул на него и увидел такие же глаза, какие видел там, в сарае… В них была тоска, укор и вопрос, как у нее, там…

Я не мог расспрашивать… я чувствовал себя преступником. Я отвернулся к стене и заплакал…

А когда я открыл, глаза, я увидел возле меня, на соседней постели, больного мальчика, кадета. Он был очень бледен и, видимо, страдал невыразимо. Продолжительная болезнь положила синие тени на его исхудалое лицо. Но глаза… глаза тоскливые, измученные, полные глубокой боли и мольбы, это были глаза той собаки, у которой я посмел отнять жизнь.

И всюду, куда бы я ни посмотрел, где были на койках, эти больные товарищи, я видел те же самые глаза, потому что страдание было одинаково присуще как человеку, так и животному.

Я зажмурился и думал, крепко, мучительно думал о том, как я смел убить собаку, которая чувствует так же, как и я, как чувствуют все люди. И произошло это потому, что я считал ее вещью, принадлежащею дядьке, которому хотел отомстить. Я понял, что на самом деле сделал зло не дядьке, а ни в чем неповинной собаке.

Какое право имел я так распорядиться чужою жизнью? Ради удовлетворения скверного низкого чувства мести? Чем бы я ни пожертвовал, чтобы вернуть эту жизнь!

Нервное потрясение держало меня некоторое время в лазарете; я боялся спросить про собаку; мне никто о ней и не напоминал. А когда я поднялся, и жизнь вошла в свою колею, я снова должен был учиться, стрелять, маршировать.

Проходя по плацу, я увидел чудо: убитая мною собака сидела возле дядьки, высунув язык от жары. Она узнала меня и подбежала, как ни в чем не бывало, вилась вокруг моих ног с ласковым повизгиванием. Она осталась жива, а там, в сарае, я ударил камнем в глину. Это было уже слишком. Сердце мое билось, как у подстреленной птицы. Я задыхался от жалости, стыда, умиления. Так вот оно что: я, человек, из чувства злобы к человеку, решился убить ни в чем неповинное животное, а это животное, подвергнутое мною страшным мучениям, забыло все и идет ко мне с полным доверием.

Собака оказалась лучше, добрее человека. Я это сознал; я почувствовал к ней любовь и уважение и с тех пор не пропускал без чувства глубокого внимания ни одного животного. Мое отношение к животным как к вещи исчезло навсегда, а я впоследствии посвятил свою жизнь наблюдениям над душой животных, науке, называемой зоопсихологией.

О трусости

Жил я в селе Богородском, близ Москвы. Неподалеку от меня в пустой даче жила собака — злой ульмский дог, наводивший страх на всех жителей Богородского. Когда собака жила на свободе, она постоянно бросалась на прохожих, и хозяин ее попадал нередко за укусы и разорванное платье соседей под суд. Наконец, он решил посадить ее под замок и приходил на дачу только для того, чтобы кормить дога.

В разговоре с несколькими знакомыми я сказал, что без страха войду в дом один, подойду к незнакомой страшной собаке, она не тронет меня.

Хозяин дога повел меня к даче. Собака так одичала, сидя одна на запоре, что никого не подпускала к себе, Пищу ей передавали через окно на веревке. Провожала меня целая компания, и дорогою все удивлялись моей храбрости.

— Признайся-ка, ты не боишься? — спрашивал меня один товарищ.

— Ничуть, — отвечал я, — но вот какое условие я ставлю прежде всего: как только я войду в дачу, дверь должна, быть заперта за мною на замок.

Хозяин собаки удивился.

— Для чего вы это требуете? Не для того ли, чтобы еще — больше подчеркнуть свою храбрость? Подумайте, дог может вас разорвать в клочки, и некому будет вам помочь. Пока мы отопрем дверь, у вас может быть уже будет перекушено горло.

— Но ведь горло-то принадлежит мне? — пошутил я. — О нем не беспокойтесь, а лучше не мешайте.

— Хорошо, я сделаю все, как вы требуете.

Мы остановились около знакомой дачи со спущенными сломанными жалюзи. Уныло смотрела она своими пустыми глазами-окнами.

Едва прозвучал звон запираемой на замок двери, из дальней комнаты раздался громкий лай, и огромный дог бросился мне навстречу из-под старого поломанного дивана, выдернутая мочала из которого служила ему постелью. В это время товарищи мои с ужасом следили за мною, прильнув к стеклам окон.

Я стоял спокойно, а дог несся ко мне, злобно рыча и оскалив зубы.

Я сделал лёгкое движение к нему навстречу, вытянул вперед шею и не спускал глаз с его глаз. Дог медленно приближался ко мне, всё сильнее рыча; слюна бежала из его раскрытой пасти; глаза налились кровью… Казалось, еще минута, и он вцепится мне в горло…