Звери малой земли

– Тетушка, ты же знаешь, что на экраны только что вышел «Хон Гильдон»[50]. И это хит. А прошлой осенью пересняли «Удачный день»[51]. Первый фильм показали всего шесть лет назад. Не понимаю, зачем так быстро снимать новый? – заметила Яшма, замешкавшись с завтраком: кашей из кедровых орешков. – А кинокартина собирала полные залы почти полгода.

– Это потому, что это фильм со звуком. Люди с ума сходят от любой новинки. Вашей киностудии надо было бы подумать об этом. Может быть, тебе стоит с ними переговорить на эту тему?

Дани сложила газету и поглядела на Яшму, будто бы это было само собой разумеющимся вопросом. Дани, несмотря на пережитый ужас заключения и неоднократные боли разбитого сердца, не понимала, что такое крушение всех надежд. В ее глазах любой провал был сравним с дырявым чулком: с каждым такое могло произойти, и остается винить только самого себя, если ты умудрился показаться на публике «во всей красе». Тщательное сдерживание и предание забвению собственных неудач было проявлением не просто высоких принципов, но и просто хороших манер. Именно холодная аристократическая утонченность позволяла Дани быть прекрасным примером для подражания, но не подругой, которой Яшма могла бы поведать о банкротстве киностудии и быстро растраченных сбережениях, истощившихся к ее 30-летию – возрасту, когда она, по идее, должна была быть состоятельной и независимой особой. Ведь ее ценность в качестве женщины уже достигла своего логического исхода.

Единственным человеком, кто мог бы понять затруднительность положения Яшмы, была Лилия. И хотя они не виделись многие месяцы, Яшма была уверена, что встреча с подругой сразу принесет ей успокоение: они посмеются над давно минувшим прошлым и детскими мечтами о том, что они станут прославленными куртизанками и к этому возрасту обзаведутся множеством красивых и богатых ухажеров. И, как казалось Яшме, они даже могли бы воспользоваться этим моментом особой уязвимости, возобновить дружбу и вместе спланировать собственное будущее, вне зависимости от того, что им было уготовано судьбой. При всех ее недостатках Лилия всегда была наделена заразительной страстью к жизни. Если остальные люди видели в окружающем мире предательски безграничный океан или поле бессмысленной брани, то Лилия считала, что жизнь – как игра или корзинка фруктов: от нее нужно получать лишь наслаждение и усладу. Вот в чем было главное достоинство Лилии, и зачастую оно передавалось тем людям, которые оказывались рядом с нею. Собравшись, с этими мыслями Яшма надела шляпку и отправилась пешком к дому Лилии.

Стоял приятный день, когда припекает солнце, а вне его лучей прохладно. Яшма спокойно прогулялась по дороге, наполовину спрятанной в тени бутиков. Люди вокруг слонялись без дела. Школьники только-только закончили занятия и стекались к магазину сладостей. Мимо шелестели курьеры на велосипедах. Свет плясал по застекленному фасаду универмага, стены которого были увешаны вывесками новых звуковых фильмов и концертов. У дверей книжного магазина были выставлены столы, уставленные книгами, и она остановилась и полистала некоторые из них, по большей части – романы и журналы. В одном литературном издании она увидела имена, которые ей были известны по «Зову моря». Выбрав случайную страницу, Яшма обнаружила иллюстрацию, выполненную той самой художницей в бархатном малиновом платье. Причем это не была зарисовка на темы освобождения женщин и свободной любви, которыми она снискала известность, а портрет девочки с желтой повязкой на голове под названием «Дочь». Яшма отложила журнал и продолжила путь.

Дверь дома Лилии открыла неизвестная экономка.

– Хозяйка дома? – спросила Яшма.

– Ее три дня как не было, – неохотно ответила пожилая дама, будто бы Яшма задала ей самый неудобный из всех возможных вопрос.

– В смысле «не было»? – Яшма нахмурилась и прошла в дом, не дожидаясь приглашения. Осмотревшись, она позвала подругу, а потом открыла дверь в спальню Лилии. Ее накрыла волна смутно знакомого запаха, который она уловила еще в коридоре. Комната была пуста, однако аромат – с терпкими цветочными нотами, которые обычно исходят от только снятой одежды, все еще хранящей тепло женского тела, – напомнил Яшме о последней встрече с Лилией. Тогда стоял приятный весенний день, но весь их разговор Лилия зябко куталась в плотную зимнюю шаль.

– Я хочу сходить повеселиться куда-нибудь, как раньше, – заметила тогда Лилия. – Но не сегодня. Чувствую себя совсем утомленной.

– Хорошо, как только тебе станет лучше – обязательно куда-нибудь сходим. Обещаю, – заверила ее Яшма. Лилия улыбнулась и взяла ее за руку. И сердце Яшмы тогда сжалось при виде той искривленной улыбки. В детстве с лица Лилии не сходила ухмылка, даже когда мать и сестра бранили ее. В этом простодушии была своя красота, которую Яшма смогла оценить только теперь, во взрослом возрасте.

Явно раздраженная экономка нетерпеливо поджидала ее в коридоре. Яшма едва сдержалась, чтобы не перейти на крик, и произнесла как можно более спокойно:

– Она сказала, куда собирается?