Звери малой земли

Удача изменила им быстрее, чем мог бы предположить даже столь закаленный вояка, как Ямада. У русских было куда более совершенное вооружение. У армии Ямады не было ни одного танка, ни одного пулемета. Даже в пылу сражения Ямаде быстро стало понятно, что его войско вырубали под корень. Заросли травы, совсем недавно казавшиеся такими мягкими и легкими, исчезли под грудами тел и дымовой завесой. Земля вокруг Ямады была усеяна мертвыми и умирающими. Одно мясо и кровь. Стрельба замедлилась, промежутки между выстрелами становились все дольше. Он заметил, как группки солдат и офицеров чуть поодаль от него встают на колени и поднимают руки над головой. Он остался один, пока еще скрытый облаком дыма и пепла. Но русские бы его точно схватили или прикончили. Это был лишь вопрос времени. В такой ситуации у генерала Императорской армии Японии оставался один выход: покончить с собой собственноручно. Однако Ямада поразил самого себя: он развернулся и во весь опор кинулся бежать к лесистым холмам. Минутой позже резкий порыв ветра очистил поле от дыма. До Ямады, даже не думавшего бросить взгляд назад, донеслась русская речь. Он продолжал бежать, хотя легкие разрывало от удушья. Крики сменили звуки стрельбы.

Бах! Бах! Эхо выстрелов свободно гремело над полем. Он почти что физически ощущал, как пули впиваются ему в спину. Только продолжавшие нести его ноги давали понять, что русские промахнулись. До лесной чащи оставалось метров пятьдесят, сорок, тридцать… БАХ! БАХ! БАХ! Последние три выстрела прозвучали громче, чем предшествующие. Он был уверен, что по крайней мере одна пуля настигла его как раз тогда, когда он добежал до деревьев. Голову осенила мысль: «Так вот что это такое: умирать…»

* * *

По тяжелой белизне небес и промозглой влажности ветра было очевидно: скоро должен был выпасть снег.

Ямада сидел на корточках в своем убежище: небольшом треугольном углублении, который образовывали опиравшиеся друг о друга два больших валуна и камень поменьше под ними. Укрытие было достаточно высоким, так что можно было сидеть с прямой спиной, и достаточно длинным, чтобы можно было прилечь и растянуться во весь рост. Он предпочел сидеть и смотреть на голые ветки деревьев и землю, устланную желтыми и красно-бурыми листьями. Скоро эта мягкая подстилка должна была исчезнуть. Последние несколько недель легкий снег выпадал неоднократно. Все это время снег таял в пределах дня с момента выпадения. Но дальнейшее обитание в этом месте гарантировало бы, что Ямада уже не сможет питаться одними ягодами и грибами.

Он уже так исхудал, что мог спокойно сомкнуть большой и средний пальцы вокруг локтя. Униформа свисала с него, как с вешалки. Одежда не давала ему замерзнуть, но в лесу дни и ночи становились все холоднее. Слишком далеко на севере он оказался. Даже на этой не особо выдающейся возвышенности зима наступала быстрее. Да она уже, собственно, и началась. Птиц уже давно след простыл, а грызуны и зайцы притихли.

Ямада выкарабкался из своего убежища и, шатаясь, опустился на рыхлую землю. Ему очень хотелось остаться в укрытии и поберечь силы, но голод уже давно руководил всеми его помыслами. Неподалеку от ручья меж белых берез была поляна, полная кустов брусники. Ямада кое-как добрался до ручья, всю дорогу трясясь от мороза. По пути к бруснике с неба начали падать первые мягкие снежинки. Казалось, небесный владыка начал возиться с огромной солонкой. Слишком уж сухие, мелкие, рассыпчатые снежинки напоминали крупицы соли.

Добравшись до ручья, Ямада осторожно пристроился на камне и набрал себе пригоршню воды. Темно-коричневая земля хранила следы зверей, которые тоже приходили сюда утолить жажду. Ямаде вдруг вспомнилось, что прежде он первым просился на охоту за этими тварями. Уже не верилось, что он когда-либо был достаточно силен, чтобы бежать, гнаться и убивать. Охота привлекала его, в отличие от таких людей, как Хаяси или даже Ито, не возможностью ощутить чувственное наслаждение, а тем, что это было занятие, которое могло сделать его одним из великих мира сего. Он не мог не отметить иронию того, что он теперь оказался абсолютно безвестной тенью посреди всеми забытого уголка мира, где его никто не мог увидеть или услышать. Никто бы по нему не скучал. Уж точно не Минэко и скорее всего даже не Ито Ацуо. Он с легкостью представил себе Ито в окружении богачей. Вот он поднимает бокал коньяка и оглашает: «Мой давний друг, генерал Ямада Гэндзо, погиб на войне. Он был героем, достойным Его Величества. Выпьем за его память!» А по завершении ритуала он бы сразу переключился на тему, захватившую его внимание в то время, будь то какая-то женщина, произведение искусства или золотой прииск. И после этого Ито больше бы и не вспомнил о Ямаде. Таким уж человеком он уродился.

Ямаде становилось ясно, что его жизнь оказалась существованием предельно ничтожного значения.