Новейшим подобным прожектом были вверенные ей три девушки. Они явились в ее жизнь без спроса, под видом одолжения любимой кузине. Однако Дани приняла их к себе отчасти и потому, что уже была в том возрасте, когда обеспеченные средствами, но не детьми куртизанки задумываются о том, как бы удочерить девочек, которые смогут позаботиться о них после отхода от дел. Ей все думалось, что было бы забавно передать все свои знания достойным последовательницам ровно так же, как мужчины почтенного статуса силились оставить после себя хоть какое-то наследие через всевозможные завещания, записки и преемников. Чем это она была хуже мужчин?
Однако этот прожект оказался гораздо сложнее, чем она предполагала. Дани привыкла к детям, даже к Яшме. Но матерью она себя не ощущала. Отсутствие материнского инстинкта она связывала с зияющей пустотой утробы. Дани ни разу не была беременной, и теперь приходилось задаваться вопросом: а не было ли это ей предначертано самой судьбой? Свой третий десяток на земле она провела в страхе от перспективы оказаться жертвой недуга беременности. А потому перед каждым рандеву она начиняла себя коконами шелкопряда, а после свиданий пила чай, который должен был вызвать у нее месячные обильнее обычного и раньше срока. Но ей не было дано предугадать каждую встречу. Посему иногда прямо по ходу действия ей приходилось предупреждать клиентов, что у нее с собой нет ничего противозачаточного. Это признание, впрочем, редко кого-либо останавливало от контакта с ней. И тогда Дани, преисполненная ужаса от липкости между ногами, просто лежала, стараясь не делать лишних движений и ожидая, пока мужчина с удовлетворенным вздохом не скатится с нее и не прикроет глаза, словно осмысляя, какое большое дело он только что сотворил. Вопреки статусу одной из первых куртизанок во всем крае и восхищению великого множества деятелей искусств и важных персон, в таких обстоятельствах все, что оставалось Дани, – это ждать, пока мужчина не соблаговолит покинуть ее, после чего она совершала самое тщательное омовение практически в кипятке и больше никогда не встречалась с данным кавалером.
Подобные ситуации происходили достаточно часто за прошедшие годы, так что теперь, в возрасте, когда у большинства замужних женщин было по меньшей мере по три-четыре ребенка, у Дани закралось подозрение, что ей изначально не суждено было забеременеть. С одной стороны, она была обескуражена тем, как Луна умудрилась залететь с одного-единственного печального инцидента и теперь пребывала в затянувшейся агонии. С другой стороны, Дани ощущала облегчение, что ей самой никогда не придется пережить подобное.
И все же, несмотря на отсутствие внутренней склонности к материнству, Дани наконец-то почувствовала, что у нее получается направлять девочек по верному пути. Каждый день в них оставалось все меньше инфантильной бездумности. Дани даже как-то застала Лилию за чтением книги. И именно в тот момент, когда она стала отмечать улучшения в облике, мыслях и поведении всех трех девушек, интерес Дани к прожекту материнства оказался поколеблен крайне отвлекающим обстоятельством, которое приняло форму подписанного знакомой рукой письма, доставленного к завтраку через несколько дней после шествия.
Оставив кашу почти нетронутой, Дани ушла к себе, чтобы ознакомиться с содержанием послания в тишине и покое. В письме Сонсу описывал, как он разузнал ее адрес путем расспросов посетителей в
Ты была столь же прекрасна, как в день нашего знакомства.
Он оставил ее и уехал в Японию, полагая, что они оба были молоды и что время залечит любые раны (о женитьбе он посчитал ненужным упоминать). Теперь, возмужав, он осознал, сколь сильно ошибся, покинув ее. И он желал покаяться перед ней. При личной встрече.