Звери малой земли

Настал момент, и Мёнбо ощутил себя достаточно сильным, чтобы дождаться визита тюремщика и попросить у того бумаги и карандаш. К его удивлению, стражник на следующий день доставил письменные принадлежности вместе с водой и едой. Утолив жажду, но даже не притронувшись к каше, Мёнбо дополз до постели и принялся составлять письмо.

Во время редких проблесков сознания, которые периодически возникали во время его заключения, Мёнбо успел осмыслить две ошибки, которые он допустил. Первая ошибка заключалась в негодовании на практичную жену и влюбленность в Дани. Все месяцы в преддверии марша он мечтал о встречах с Дани и возможностях поделиться с нею любой мыслью, которая приходила ему на ум. Поначалу он пытался списать это чувство на восхищение красивой и умной женщиной, но ревность, которую он испытал, увидев ее в компании Сонсу, вынудила признать, что он без ума от нее. Он всегда осуждал распутство друга, поэтому Мёнбо был тем более сконфужен тем, как сильно его самого тянуло к Дани. Однако теперь эта привязанность поблекла и потускнела. Впервые вспомнив о ней за все время ареста, он ощущал лишь стыд. Любовь следует оценивать по той степени, в которой человек готов жертвовать собой во имя другого, а равно по тому, что человек может сделать во имя спасения другого. Любовь сводится к выбору того человека, с которым вы хотели бы отправиться в последний путь рука об руку. Теперь ему было очевидно, кого именно он искренне любил.

Он начал писать:

Моему любимому сыну Хёну.

Как у тебя дела? Как поживает мама? Надеюсь, что вы здоровье и не мерзли этой зимой. Здесь холоднее, но мысли о тебе и твоей матери помогают мне жить.

Тебе только исполнилось четыре года, а значит, теперь ты уже совсем большой мальчик. Хотелось бы мне иметь возможность видеть, как ты подрастаешь. Я часто вспоминаю дни, когда ты был еще совсем малышом, и каждую ночь мы встречали втроем. Ты, наверно, ничего и не помнишь о том времени, но мы были очень счастливы тогда.

Хёну, слушайся маму. И когда станешь взрослым, будь таким человеком, который остается храбрым перед лицом сильных и великодушным в отношении слабых мира сего. Это все, что я хотел бы тебе пожелать.

Я искренне скучаю по вам обоим. И все мои мысли – только о вас.

Твой отец.

Мёнбо писал как можно более убористым почерком, думая, что у него получится исписать весь лист. Но в итоге получилось заполнить всего лишь треть страницы. Сложно было излить на бумагу все, что было у него на сердце. Тюремщик, которому теперь было велено заботиться о нуждах пленного, отправил письмо отцу Мёнбо. Тот должен был перенаправить послание в Шанхай, его младшему брату.

Вторая ошибка – и худшая в жизни Мёнбо – заключалась в том, что он поверил в идею безоружного противостояния. Как и другие подписанты декларации, он полагал, что с радостью умрет, если это поможет приблизить день независимости. Но теперь было очевидно, что множество людей погибло напрасно. И их руководство, и кучу гражданских перебили. Движение не просто застопорилось, а было отброшено на несколько шагов назад. Столкнувшись с такой бесчеловечностью, перемен нужно было не ожидать, а выбивать силой. Мёнбо не знал, выйдет ли он живым из темницы. Вдобавок к ранам, которые то и дело открывались и гноились, он умудрился подхватить туберкулез. Но если судьба была готова даровать ему еще один шанс, то он добьется свободы для своего народа любой ценой, поклялся себе Мёнбо. Жизнь за жизнь, кровь за кровь.

Вопреки всем ожиданиям, Мёнбо все же поправился и предстал перед судом, который вынес ему легкий приговор: два года заключения за госизмену. В тюрьме Мёнбо периодически баловали теплым одеялом или едой получше. Ему даже было дозволено читать отдельные книги. Не ведая о реальных причинах такого отношения к своей персоне, Мёнбо теперь вспоминал о Дани ровно так же, как это делали Сонсу и их знакомые по учебе: изредка и с некоторым смутным чувством неловкости.