Звери малой земли

Несмотря на то что его наставник был одним из сорока богатейших людей Кореи, человеком немыслимо влиятельным, он всегда находился в состоянии смертельной опасности. Риск жизни Мёнбо лишь возрос после того, как он отверг путь пацифизма и поиска компромисса. Мёнбо заявил Чонхо, что на марше во имя мира слишком много людей пожертвовали жизнями при практически полном отсутствии ощутимой пользы. Чтобы добиться свободы, нужно было давать сильный отпор. С пониманием этой части уроков у Чонхо проблем не возникало. Он даже порывался сказать: «Ну разумеется, а чего вы, богатеи, ожидали?» Но из уважения к старшему он прикусывал язык. К сожалению, вооруженным силам Кореи существенно подрезали крылья. В течение десятилетия базировавшаяся во Владивостоке армия освобождения, иногда при поддержке Красной армии, одерживала одну победу за другой над Японией. Но затем большевики потребовали от корейцев сдать оружие и либо разойтись, либо поступить под командование русских. Те, кто отказался последовать приказу, были убиты или брошены в камеры.

Положение сил независимости в Маньчжурии было едва ли более благоприятным. Войска были сильно подорваны расправами, которые японские военные учинили над десятками тысяч живущих в регионе корейцев вне зависимости от того, были те мирными жителями или нет. Таким образом, Шанхай оставался единственным пригодным центром для организации вооруженного сопротивления, хотя целую армию, конечно, взрастить прямо в сердце Китая было невозможно. Мёнбо заключил, что единственный эффективный путь – атаковать те места, которые японцы ценили превыше всего: полицейские участки, банки, правительственные учреждения, склады вооружений и тому подобное. Причем одновременно в Корее, Японии и Китае. Мёнбо пытался через Шанхай сформировать элитное подразделение снайперов, которое могло бы содействовать диверсиям против таких особо важных целей.

– Мы ведем войну, товарищ Чонхо. И иногда, вопреки нашим лучшим намерениям и стараниям, борьба оказывается неотвратимой, – как-то заявил чуть ли не извиняющимся тоном Мёнбо. Такие пояснения были излишни для Чонхо, но он кивнул и скривился, чтобы дать понять, что все это он воспринимает с должной серьезностью. Он уверился, что его наставник никогда не позволит ему сбиться с пути и никогда не заставит его творить что-то постыдное или бесчестное. Должен был настать час, когда он смог бы в полной мере оправдать ожидания Мёнбо. Пока же Чонхо был в помощь в сотне дел, которыми Мёнбо сам заниматься не мог: в доставке запрещенных манифестов социалистам на юг, в сокрытии беглецов на тайных квартирах и доставке им еды, в незаметном обмене чемоданом с незнакомцем на вокзале, прямо под присмотром жандармов. Чонхо посвятил всего себя таким заданиям, и Мёнбо награждал его, но не большими деньгами или почетным постом, а несказанной добротой.

Чем больше они сближались с Мёнбо, тем менее острой становилась тоска Чонхо по Яшме. На многочисленные занятия, на которые он ходил во имя того, чтобы стать достойным ее, уходили все его умственные и телесные силы. У него не оставалось ни времени, ни энергии на встречи с ней. Какое-то время он захаживал к ней раз в неделю, потом – раз в две недели, наконец – раз в месяц. И самое худшее – Яшму будто бы уже нисколько не беспокоило то, что он долгое время не появлялся. Ее, по всей видимости, гораздо больше заботили репетиции, выступления, салоны, фотосессии, интервью, походы по магазинам и в кино и сотни других обязательств и развлечений. Яшма всегда тепло приветствовала его, при каждой встрече становилась чуть более красивой и с придыханием рассказывала ему о каком-нибудь актере или книге, о которых он совсем ничего не знал. И каждый раз по прошествии десяти, от силы пятнадцати минут у нее находилось неотложное дело. Иногда, когда он приходил к ней около полудня, ее просто не оказывалось дома.

А потому Чонхо пообещал себе, что он прекратит навещать ее, пока он не станет для нее столь же важным человеком в ее жизни, сколь значимой она была для него. В моменты откровенности с самим собой ему приходилось признавать, что он не знал, смог ли бы он когда-нибудь занять в ее сердце то же место, которого в нем удостаивались ее профессия и искусство. Достаточно было увидеть танцующую Яшму хотя бы один раз, чтобы убедиться, что эта сфера ее души была недосягаема ни для какого мужчины. Впрочем, об этом он и не мечтал. Он лишь желал быть первым среди любимых ею людей. И это казалось достижимым, если бы он только смог показать себя достойным ее мужчиной. Но вот как этого добиться – уже было за гранью его воображения. Все эти мысли застигали его внезапно, когда он занимался чем-то посторонним: встречался за трапезой с друзьями, доставлял послания от Мёнбо, брился по утрам… Чаще всего предчувствия одолевали его, когда он ощущал на себе ласковый порыв весеннего ветерка или краем глаза замечал кристаллики белого лунного света на глади реки Ханган. И всякий раз он вопрошал себя, насколько она успела измениться за время их разлуки и был ли он достоин ее.