Зверинец Джемрака

— Туда смотрите, — сказал Дэн и положил руки нам с Тимом на плечи. — Мальчики, — продолжал он, и из почерневших уголков его печальных маленьких глаз катились слезы, — мальчики мои, я доставлю вас домой целыми и невредимыми. Чего бы мне это ни стоило. Разве я не обещал старику Джемраку, что верну вас домой?

За бортом творилось что-то непонятное. Море менялось. Нечто похожее на сумерки или бурю накрывало землю.

— Дети мои, — прошептал Дэн Раймер. Слезы застряли у него в складках морщин.

— Сколько тебе лет, Дэн? — спросил я.

— Шестьдесят два было, когда последний раз проверял, — усмехнулся он.

— Какой ты старый! — удивился Тим.

Дэн рассмеялся:

— Морской старик!

Но морю было плевать На нас. Мы — ничто.

— Что там? — спросил Даг.

— Тсс! — Капитан прикрыл глаза.

— Держитесь за руки, мальчики, — сказал Дэн. — Встретим эту штуку вместе.

Он раскинул руки, и мы прижались к нему, спрятались, как птенцы под крыло. Сверху, из-за туч, донесся звук, голос или целый хор голосов — различить невозможно: то ли человеческие, то ли звериные крики, многозвучные, похожие на отчаянный плач младенца. Отчаяннее не бывает.

— Держитесь друг за друга, — повторил Дэн.

Тим схватил меня за руку и, широко раскрыв глаза, с улыбкой повернулся ко мне:

— Джаф, старина Джаф!

— Вместе, мальчики, — произнес Дэн.

Капитанская шлюпка подошла поближе.

— Держимся курса, держимся! — прозвучал голос.

Лодки стукнулись бортами.

— Мистер Раймер! Как вы там? — прокричал капитан.

— Полный порядок! — отрапортовал Дэн.

— Что это, по-вашему? Очередной шторм?

Дэн по-собачьи принюхался к воздуху:

— Похоже на то.

Надвигающийся шум взорвался в ушах страшным грохотом. Меня отбросило Дэну на плечо, и его губы оказались рядом с моим ухом.

— Молодец, Джаф, — произнес он, — теперь ляг и попробуй уснуть. Ни о чем не беспокойся. Скоро мы все будем дома.

Дэн заставил нас с Тимом, как маленьких, лечь и закрыть глаза. Чтобы сделать ему приятное, мы притворились спящими. Это его успокоило. Сонно напевая, Дэн перебрался к борту помочиться. «Когда иные губы и сердца расскажут свои сказки о любви…»

— Что происходит, Дэн? Что это?

— Ничего, все в порядке.

Помню, я повернулся к Скипу и спросил:

— Ты еще в себе?

— Разве я когда-нибудь был в себе? — возразил он мне и улыбнулся.

— Пей. — Дэн приподнял меня и поднес воду к губам.

Я заглянул за планширь. Далеко, на красном фоне, темнела капитанская шлюпка. В ней можно было разглядеть сгорбленные силуэты — в преддверии ночи все уже заснули. И никого на вахте. Что-то здесь не так.

Скип больно схватил меня за руку пониже локтя, ногти у него оказались довольно острые.

— Гляди!

Становилось все темнее.

— Нет там ничего.

— А вот и есть.

— Я не вижу. Что там?

Скип что-то видел, в этом я не сомневался. Его ногти впились мне в руку.

— Вот оно! Смотри! Поворачивает голову сюда.

— Пусти! — Я отцепился от него.

— Заткни свой дурацкий рот! — разозлился Тим. — С тебя все и началось, Скип. Ты же сам сказал. Все из-за тебя. Разве нет? А?

Скип закрыл лицо руками.

— Это все ты, ты!

— Мальчики, уймитесь, — приструнил их папаша Дэн.

Капитанские сухари и мясо закончились. Фурункулы начали лопаться, словно маленькие вулканы. Мы ждали, когда умрет Уилсон Прайд. Да, ждали. Все знали, что он — следующий. Вот до чего мы дошли. Считали дни, надеялись, а он метался в сухом поту, пытаясь протолкнуть между губ почерневший язык. Наш корабельный кок, который готовил нам жаркое, пудинг, и перловый суп, и рис, и гороховую похлебку, как это принято у него на родине, добавляя в нее все подряд: или просто немножко соли, редьки, пару веточек какой-нибудь травы, собранной на незнакомом острове, — жарил мелких рыбешек — прямо с внутренностями, хвостами и глазами. Эх, утроба моя ненасытная. Бульон. Горячий бульон, а над ним — ароматный пар. Яркие зеленые листья, оранжевые коренья, на поверхности супа плавают кусочки порея — живая золотистая жидкость.

— Матушка моя готовила такой бульон. Окорок на кости — если удавалось раздобыть. Бобы и горох. Репа. Морковка.

— Ты выпустил дракона, — не унимался Тим, — вот что ты сделал.

— Да! И что?

— Ты. Ты сам сказал. Ты его выпустил.

— Порей, — продолжал я. — Порей — важный овощ. Обязательно нужен порей.

Больше Уилсон ничего не приготовит. Он теперь далеко-далеко. Душа его отправилась в дальний путь, перекинув через плечо котомку. Я пытался объяснить Тиму, как разучился понимать, что правильно, а что неправильно; объяснить, что я лишился всех чувств, что внутри у меня все горит и постоянно крутится и как много мне хочется ему сказать, но я не могу говорить, не могу заставить слова слетать с языка, потому что он стал слишком тяжелым и глупым.

Капитан молча снял нагревшуюся тряпку со лба Уилсона, смочил ее в прохладном море, отжал, встряхнул как следует, расправил и положил обратно.

Уилсон что-то говорил или, скорее, бормотал себе под нос — слов было не разобрать. Толстые губы завернулись внутрь, а глаза — когда он открывал их — смотрели в небо с почти насмешливым выражением.

— Мы с ним до этого дважды вместе ходили, — поделился с нами капитан.