Зверинец Джемрака

— Правда? — Дэн методично расчесывал коросту, образовавшуюся у него вокруг шеи.

— Саймон, отодвинься в сторону, дай ему место. Скоро все будет кончено.

Саймон отсел. Пришлось подвинуться и Дагу — последнему это далось с трудом: ноги у бедняги страшно распухли. Теперь они уже были цвета подкопченного бекона. От боли Даг поморщился и несколько раз всхлипнул, сдерживая слезы.

Дэн подозвал нас, как наседка своих цыплят.

— Не смотрите туда, мальчики, не надо.

Мы сели с ним на носу.

— Смотрите лучше сюда. Сейчас мы займемся чем-то очень важным. Это приказ. Вы должны вспомнить все слова песни «Табак — индейская трава».

— Я не помню! — принялся отнекиваться Тим.

— Неправда. Напрягись. Помнишь, как бывало на лестнице в Уоппинге?

— Да, но слова я не могу вспомнить.

— Постарайся. А ты, Джаффи?

— Я только первую пару строчек помню.

— Отлично. Вот и начинай.

Табак — индейская трава,
Срезают ее, подрастет едва.
Она захватила нас в плен…

— Там еще что-то было, — напомнил Тим.

Она захватила нас в плен,
И сами мы та-та-та
Подумай об этом, куря табак.

Тим взглянул на Дэна:

— Продолжай, умник.

Дэн тихо запел:

Вот трубка фарфоровая бела,
На радость нам, покуда цела;
Как жизнь сама касаньем руки…

Недолгую паузу заполнил пронзительный стон Уилсона.

— Давай, Тим, — Дэн встряхнул его, — твоя очередь. Смотри на меня. «Как жизнь сама касаньем руки…» Как там дальше?

— Она превращается в черепки… — закончил строчку Тим, и мы втроем затянули в унисон: — Подумай об этом, куря табак.

— Нашли время песни петь, — раздраженно буркнул Габриэль.

— Скип, знаешь эту песню?

Скип отрицательно покачал головой. Глаза у него расширились и стали совсем стеклянными.

— Спокойно, Уилсон, молодец, не обращай внимания, — безучастно произнес капитан.

Уилсон хныкал, как маленький ребенок.

— Смотрите, что у него с горлом! — ужаснулся Даг.

Я повернул голову.

— Джаф! — Дэн взял меня за подбородок и потянул обратно. — Следующий куплет, давай.

— Я не знаю дальше.

— Сосредоточься. Все ты знаешь.

— Не помню.

Раздался звук, будто кто-то откачивал насосом воду.

— Я тебе помогу: «Курильщика трубка внутри грязна, грешной душе…»

Уилсон словно шел ко дну. Горло у него сжималось. Голос вырывался из бездны, глухой животный рев.

— Держись, — уговаривал его капитан.

— Что у него с горлом! — в панике кричал Даг. — Тим, продолжай.

— …сродни она, — произнес Тим.

— Отлично, теперь Джаф!

— Не помню.

— А ты напрягись.

Я не помнил. Что-то про дым и про то, как мы все вернемся в прах, и дальше в том же духе…

— Нагар и пепла на дне чуток, — торжествующе продекламировал Тим, — напоминают жизни итог…

— Ага, точно! — Я тоже вспомнил окончание куплета:

Все мы как есть — воротимся в персть.
Подумай об этом, куря табак.

— Молодцы! Еще один куплет. Давайте, мальчики, шевелите мозгами.

— Дым… — начал я.

Послышались страшные хрипы. Уилсон Прайд задыхался. Звук был такой, будто его тошнило и легкие лезли изо рта наружу.

— Дым! — Дэн щелкнул пальцами. — Скип! Теперь ты!

Скип заплакал.

Вдох, словно гвоздем провели по грифельной доске, и выдох в молчаливую бесконечность.

Дэн бодро продолжал:

— Дым, что так…

— Нет! — поправил его Тим. — Дым, что высоко поднялся так…

— Кончено, — сообщил капитан.

13

В капитанской шлюпке остались три человека, а у нас — пять. Я пересчитал по пальцам. Всего восемь. Кому-то придется пересесть к капитану. Но кому?

— Мальчики останутся со мной, — заявил Дэн.

Значит, Скип или Габриэль, но ни один из них не хотел переходить в другую лодку. Озадаченные, мы никак не могли решить этот вопрос.

— Ладно, — произнес кто-то, — слишком поздно, скоро стемнеет. Утро вечера мудренее. Ради бога, давайте спать.

Мы поели и от этого осоловели еще больше. Надо было прочесть молитву, как заведено, но мы лежали не двигаясь, словно тяжелые мешки.

Ночь была темная, ни звездочки. Все молчали, фонарь зажигать не стали.

Спустя какое-то время Дэн странным голосом, с чуть ли не торжествующей интонацией, произнес:

— И вот мы… вот мы все еще… Нас… — Он сказал это так, что можно было подумать, будто он улыбается.

— Восемь, — подсказал я.

— Спасибо, Джаф. Нас восемь душ, унесенных в море. Что тут скажешь?

Раздался смех. Не знаю, кто еще смеялся, — я точно хохотал, Тим — тоже, он лежал рядом со мной и трясся от смеха. И Дэн. Кто еще — не знаю. Несколько человек. В полной темноте чувство было такое, словно мы хихикаем, накрывшись с головой одеялом. Когда мы утихомирились, остался лишь умиротворяющий плеск волн. Я зевнул. Снова стала выделяться слюна, горькая, как лимон. Где-то в ночи висели тонко нарезанные полоски мяса: они сохли и пропитывались солью.

Прошло еще немного времени.

— Проклятье! — Крик был такой силы, будто сам Иегова решил излить на нас потоки огня и серы. Это Габриэль попытался встать, из-за чего лодка покачнулась.