- ...Тут и там, по всей квартире, во всех углах, около окон и дверей сидели молодые люди с непроницаемыми лицами, и никто не знал, кто они и какое отношение имеют к Благодетелю Нации. Вся свита Благодетеля располагалась по одну сторону стола слева и справа от Него, а сам Он сидел посредине, не очень и заметный с первого взгляда, и все присутствующие могли убедиться, что все, что Он делает, Он делает в совершенстве, любые занятия рода человеческого доступны Ему, и роль главы стола Он выполняет так же мастерски, как и все остальное. А хозяева квартиры уже действительно были напуганы обрушившейся на них лавиной милостей и тем, что этот великий человек, которого они мыслили обитающим не иначе чем в каких-то заоблачных, недоступных простому смертному, сферах, спустился к ним и сидит, ест и пьет среди них. Но никто не посмел бы утверждать, что в этом страхе они уже начали подозревать свое ужасное будущее. Нет, об этом и речи не было. В этот момент, ослепленные и оглушенные, они даже думать были не в состоянии, забивались в самый дальний угол и, почти не шевелясь, сидели там, не смея отвести глаз от лица Благодетеля, и чуть не умирали при мысли о том, что могут Ему не угодить. Но кто мог сказать, в чем могла заключаться эта неугодность - в том ли, что они в страхе сидят в своем углу и не смеют отвечать на ласковые слова Благодетеля, уговаривающего их чувствовать себя хозяевами и быть с ним - с Ним! - на равных - или в том, что они действительно захотят быть на равных с Ним за этим столом? Они не знали этого и не могли знать, а потому им оставалось делать то, что они только и могли делать в полном смятении своих чувств - сидеть без движения, почти без дыхания в углу и глядеть на того, один вид которого способен был ослепить, как блеск ярчайшей молнии. А Он ни на секунду не терял своего внеземного ореола, хотя и без устали убеждал и старался внушить окружающим, что Он - простой человек, такой же, как и все. Но горе тому, кто посмел бы поддаться этому внушению и действительно вести себя на равных с Ним. Одно мимолетное, почти незаметное, может быть, даже померещившееся движение бровей - и несчастный не знал, как ему уберечься от гнева Благодетеля и как жить дальше после того, как это случилось. И некоторые, настроенные враждебно к Благодетелю и к Его делам, имели смелость утверждать, что все немилости, неизбежно обрушивающиеся потом на головы несчастного семейства, происходили только от того, что никто не был в состоянии достойно пройти испытание, устроенное Благодетелем, никто не казался Благодетелю достойным Его милостей - Ему, абсолютно безжалостному к себе и к другим ради тех целей, которые нация должна была достичь под Его мудрым руководством никто в Его глазах не был идеальным человеком (и находятся в наше время смелые, утверждающие, что он жестоко страдал от этого) - и тем с большей высоты летел в страшную пропасть несчастный, чем выше поднимал его на гору милостей мудрый Благодетель. Никто не вел себя достойно перед Его лицом, и все несли заслуженное наказание. Но так ли это или нет, не нам судить, ибо это входит в число тех тайн, ответ на которые исчез с уходом от нас Благодетеля, и которые никогда не будут разгаданы.
До глубокой ночи тянулся пир, и долго несчастные хозяева квартиры не могли сомкнуть глаз, которые уже слипались от позднего времени. Но наконец, в самый разгар пиршества, в тот момент, когда этого меньше всего можно было ожидать - Благодетель вставал из-за стола, и все изумлялись, какого Он низкого роста и выглядит как обычный человек в своем френче, с седоватыми неухоженными усами и редеющей шевелюрой, вслед за ним поднимался сидевший по левую руку от Благодетеля мужчина в пенсне, скрывавшим его взгляд, с тонким орлиным носом на обрюзгшем лице, который в продолжение всего пира держал на коленях какого-то маленького зверька с рубиново-красными глазами и кормил его крошками со стола, а затем и все прочие соратники - и уходили, и через несколько минут во внезапно опустевшей квартире гас свет. Наутро же квартира была пустой, и не было в ней не только следов вчерашнего пиршества, но и никаких признаков, что кто-либо когда-то обитал здесь. Несчастная семья исчезала, и никто никогда больше её не видел и ничего о ней не слышал.
Осмеливались также утверждать, что все, удостоившиеся гнева Благодетеля, представали перед Его очами, и одного взгляда на провинившегося было Благодетелю достаточно, чтобы в глазах несчастного прочитать, как книгу, всю его душу со всеми её ошибками, пороками и преступлениями, как уже свершившимися, так и только зреющими, и определить ему суровую, но справедливую меру наказания.
Он замолчал; на некоторое время наступила торжественная тишина, а затем другой голос лениво и с легким раздражением произнес: