В начале июня полк по железной дороге был переброшен на запад. Шли, что называется, по «зеленой улице», почти без остановок. В голове и хвосте эшелона располагались открытые платформы с зенитками и пулеметами. Самоходные установки были плотно закрыты брезентом. Принимались все меры предосторожности.
Возле каждой самоходки находился на посту часовой. Кроме того, в машинах дежурили по одному из членов экипажа, меняясь каждые несколько часов. Комендант эшелона и командир полка на остановках обходили вагоны и платформы.
На станциях царило столпотворение. Люди, покинувшие свои дома, возвращались на освобожденную территорию. Кто-то уезжал за Урал. Воинские эшелоны обычно останавливались поодаль от гражданских. Несмотря на строгие запреты, к ним немедленно бежали люди с баулами, мешками, тащили за собой детей.
Санитарные поезда, а также эшелоны, везущие поврежденную технику, стройматериалы, иногда брали беженцев. Некоторые цеплялись на ходу в надежде проехать хотя бы несколько десятков километров. Но охране эшелона со «зверобоями» был дан категорический приказ не подпускать посторонних.
Часовые стояли цепью, держа наперевес винтовки. Здесь экипажи стали свидетелями случая, который долго потом обсуждали. На ремонтную платформу с запасными шпалами, обрезками рельсов и кран-стрелой полез мужчина с мешками через плечо.
Он сумел вскарабкаться и уже махал кому-то рукой. Как по команде, к платформе кинулись не меньше десятка других беженцев. Охрана отпихивала их, а мужчина с мешками поднял крик:
– Мы по трое суток без еды сидим! До дома добраться не можем.
Кажется, он оттолкнул часового, пытавшегося забраться к нему. Подбежал комендант, пожилой майор со скрюченной от давней раны рукой, и направил на мужчину наган.
– А ну вниз!
– Вам жалко, что ли? Я никому не помешаю.
Хлопнул выстрел. Был ли этот человек убит или только ранен – непонятно. Но его уже тащили прочь, а следом волокли мешки. Беженцы отхлынули. Паровоз спешно заправляли водой, затем эшелон двинулся дальше.
Выгрузились неподалеку от станции Ливны и своим ходом, не теряя времени, двинулись на место дислокации. В небольшом лесу срочно рыли капониры для самоходок и автомашин, маскировали их. Часть окопов были вырыты заранее. Это облегчило работу. Но тут же дали приказ копать запасные капониры.
Бойцы не выпускали из рук лопаты и кирки недели две. Работы проводились ночью, а на рассвете тщательно маскировались. Заметали следы гусениц, свежевырытую землю обкладывали ветками.
Обычно до обеда отсыпались, а вторую половину дня маялись, не находя себе занятия. Вернее, занятие было определено – сидеть и не высовываться. Неподалеку располагалась танковая бригада, но общались между собой лишь командиры. Остальным ходить без дела строго запрещалось.
По ряду признаков, несмотря на тщательную маскировку, самоходчики видели, что местность буквально напичкана войсками, укрытыми в траншеях, блиндажах, землянках. Над траншеями и капонирами были натянуты маскировочные сети, а срубленные ветки и пучки травы менялись каждые два-три дня, чтобы не выделяться на фоне свежей зелени.
Никто не сомневался, что готовится большое сражение.