«Зверобои» против «Тигров». Самоходки, огонь!

То, о чем не слишком озаботились командиры с большими звездами, их грамотные ораторы-замполиты и представители больших штабов, сидевшие в надежных блиндажах и снимавшие напряжение водкой, взял на себя Никита Коньков.

Еще три дня назад он командовал стрелковой ротой. А сегодня, когда Пантелеев повел на прорыв уцелевшие танки и самоходки, вчерашний ротный Коньков возглавил остатки нескольких батальонов. Чутьем повоевавшего солдата он понял ошибку командира «зверобоев» и среагировал с такой же быстротой, как уничтожил дот с его тяжелым орудием.

Он приказал развернуть все четыре миномета, «максимы», «дегтяревы», противотанковые ружья и бить по 75-миллиметровкам. Это была главная опасность для медленно карабкавшихся на склон бронированных машин.

Вражеские батареи обычно уничтожаются тоже артиллерией. Но в распоряжении капитана Конькова имелись кроме минометов лишь «сорокапятка» легкого танка Т-70 и трофейная пушка «пятидесятка» со смятыми станинами и кое-как прикрученным колесом.

Коньков гвоздил опасные для бронетехники противотанковые пушки всем, что имел под рукой. Все четыре миномета, и наши, и трофейные, раскалились от непрерывной стрельбы, благо мин немцы запасли в достатке. Один из минометов вел огонь по 37-миллиметровым зенитным автоматам на склоне. «Максимы» опустошали патронные ленты одну за другой. Помощники едва успевали доливать воду в кожухи, а легкораненые торопливо набивали патронами брезентовые ленты.

Бронебойщики стреляли, видя, что толку от них мало. Старались получше целиться. Тяжелые пули звякали о щиты и казенники пушек, не принося ощутимого вреда. Один из выстрелов свалил артиллериста, заставив пригнуться других. «Дегтяревы» перегревались, рассеивая диск за диском. Тоже почти впустую, но свистевшие пули нервировали артиллеристов – хоть какой-то толк.

Своим упорством капитан Коньков, недоучившийся инженер, добился ощутимой пользы. Огонь противотанковых пушек и зенитных автоматов ослаб.

Одна из мин влетела между станин «семидесятипятки», накрыла осколками, раскидала расчет. Взорвавшаяся возле зенитного автомата мина срезала наводчика, ранила еще кого-то. Расчеты быстро пополняли, но артиллеристы невольно начинали прятаться, спасаясь от осколков и пуль. Огонь по русским самоходкам и танкам потерял свою точность, они упрямо карабкались вверх по склону.

Крутнувшийся на вершине холма мотоцикл с разведчиками угодил под пулеметную очередь и, унося издырявленную коляску с мертвым сержантом, спустился к машине Пантелеева. Разговор шел на ходу, разведчик кричал сквозь гул моторов:

– Товарищ капитан, «Тигр» там прижух и два танка поменьше. Кажись, Т-3. Ждут вас в засаде.

Мотоциклист кричал что-то еще, Пантелеев не мог его расслышать, но ситуацию уже понял. Фрицы не стали выползать на склоны, чтобы вести встречный бой. Решили ударить из засады.

– Внимание, наверху «Тигр» и два Т-3, – передал по рации комбат. – Чистяков, Швыдко и машина «двадцать девять» сворачивают налево. Остальные два танка за мной.

Он не был уверен, что все рации работают, и продублировал сигнал жестами. На вершине холма возник немецкий мотоцикл «зюндапп», оглядел русские машины и мгновенно исчез, а младший лейтенант Чистяков через двести метров, обходя холм по окружности, внезапно увидел тяжелый танк Т-6, знаменитый «Тигр».

– Вот он, сука! – воскликнул Коля Серов.

Впрочем, махину, превосходящую «зверобой» по габаритам и длине массивного орудия, разглядел весь экипаж. Коля Серов молча уступил место у прицела Чистякову. Младший лейтенант уже прочно завоевал авторитет лучшего стрелка батареи, и обычно упрямый наводчик не спорил, напряженно следя за тем, что произойдет в ближайшие минуты. «Тигр» уже был изготовлен к бою.

«Тридцатьчетвека» под номером «двадцать девять», вырвавшись вперед, выстрелила на ходу. Командир машины, младший лейтенант, увидев «Тигр», занервничал и стрелял, толком не прицелившись.

Подкалиберный снаряд, который на таком расстоянии мог стать смертельным для Т-6, ударил наискось в лобовую часть. Броня в сто миллиметров, усиленная звеньями гусениц, выдержала попадание, а орудие «Тигра» ответило не слишком точным (попадание все же сбило прицел), но мощным ударом.

Болванка пробила броню «тридцатьчетверки» в передней угловой части рядом с курсовым пулеметом, разорвала тело стрелка-радиста и вышла наружу за его спиной из правого борта. Двигатель работал, «тридцатьчетверка» продолжала двигаться, но сильный удар оглушил экипаж. Осколки брони хлестнули по ногам башнера. Брызги окалины воспламенили солярку. Спасаясь от огня, из своего люка выползал механик.

Чистяков знал, с какой быстротой перезаряжается орудие «Тигра». Надо было немедленно стрелять. Но Саня не надеялся попасть в цель на ходу. Усилием воли заставил себя скомандовать «Дорожка!». Трехсекундная остановка дала ему возможность хоть слегка унять бешено колотившееся сердце, прицелиться и выстрелить.

Снаряд, выпущенный снизу вверх, взорвался на лобовой броне, рядом с левой гусеницей. Усиленная гомогенная броня выдержала удар, лишь слегка вмялась. Но взрыв шестидюймового снаряда выбил ведущее колесо и сорвал часть гусеницы.

Экипаж Т-6 был оглушен, ответный выстрел прошел мимо, а сама машина крутнулась, сминая порванную широкую гусеницу, и застыла на месте. Но электромотор быстро разворачивал плоскую башню, подводя ствол орудия к самоходке Чистякова.

Швыдко, оказавшийся, как обычно, позади, тоже выстрелил. Снаряд отрикошетил от брони, выбросив сноп искр. Башня «Тигра» остановилась, а ствол с массивным набалдашником полз, добирая последние деления в сетке прицела.

Саня прицелился чуть раньше и надавил спуск. На этот раз снаряд ударил точно в основание башни. Взрыв трехпудового фугаса подбросил переднюю часть башни, сорвал ее с погона. Из полукруглого отверстия вырвалось пламя, дым, мелкие обломки. Затем огонь взвился языком, и сразу сдетонировал боезапас, составлявший девяносто снарядов.

Башню отбросило на несколько метров, сорвало опорную плиту с зубчатым погоном, развернув ее поперек корпуса. Скрученные языки пламени смешивались с густыми клубами дыма. Первоклассный бензин пожирал обломки «Тигра», явственно разнося запах горелого мяса.

Механик-водитель «тридцатьчетверки», которая выстрелила первой, так и не сумел выползти, застряв в люке. Младший лейтенант тянул и никак не мог вытащить раненого наводчика. Между тем танк остановился, а затем стал скатываться под уклон. Командир попытался в последний момент выскочить, понимая, что наводчика спасти не сумеет. Но было поздно.

Танк уже переворачивался. Башня отделилась и полетела вместе с лейтенантом, вцепившимся в скобы люка. Следом, дважды перевернувшись, рухнул на уступ корпус «тридцатьчетверки». Машина лежала вверх гусеницами, которые продолжали медленно вращаться. Из-под башни торчали стоптанные кирзовые сапоги лейтенанта, в которых он шагал на занятиях в училище и в которых пришел на фронт.

«Тридцатьчетверка» горела, но большая часть солярки вытекла и струилась по склону огненным ручейком. Небольшой запас снарядов, в основном бронебойных, детонировал вспышками пороха в гильзах, разбрасывая горящие пучки пороха. Экипаж погиб полностью.