«Зверобои» против «Тигров». Самоходки, огонь!

Две самоходки и три уцелевших Т-34 наконец выбрались к вершине. Пантелеев не понукал командиров машин, не торопил их, давая возможность подняться на вершину с разных сторон, используя любые укрытия.

Понимая, что Т-3 с их удлиненными пушками сразу продырявят «тридцатьчетверки», капитан вырвался вперед, готовый первым принять удар. Рядом шумно дышал Роман Дудник. Тоскливое чувство безнадежности и предчувствие неминуемой смерти отступили, когда Пантелеев увидел неподалеку немецкий танк.

Т-3 выстрелил первым. Снаряд угодил в нижнюю правую часть рубки, пробил броню и тело радиста. Капитан с трудом удержался на своем месте и выстрелил на ходу. Фугас взорвался с недолетом, но сильно встряхнул вражеский танк, разорвал гусеницу.

Экипаж Т-3 наверняка оглушило. Может, удастся опередить его и успеть выстрелить еще раз. Заряжающий мгновенно выбросил отстрелянную гильзу и загнал в ствол снаряд. Не успеть! Т-3 с его скорострельной пушкой выстрелил раньше. Снаряд врезался в лоб самоходки рядом с орудием. Хотя броню не пробил, но Пантелеева хлестнуло стальным крошевом, из пробитого откатника сочилось масло.

Все же Роман Дудник успел сделать выстрел, добил Т-3, но гаубица вышла из строя, оставшись в заднем положении – откатник не действовал.

Второй Т-3 выпустил подкалиберный снаряд в машину Швыдко. В спешке стрелял не слишком точно, продырявил командирскую башенку. Готовился добить вторым снарядом, тем более русский танк застрял на крутом подъеме, подставив брюхо.

Механик закрыл глаза, понимая, что ничего сделать не успеет. Гусеницы бешено вращались, мотор взревел от напряжения и заглох. Танк стал сползать вниз. Снаряд, направленный в слабо защищенное днище, ударил выше, прожег вольфрамовым жалом башенную броню, тело наводчика и уже погнувшийся от удара, пробил бортовой бак с соляркой.

Горящая струя брызнула на механика, огонь заполнил боевое отделение. Внутри обреченной машины, как это случалось сотни раз в танковых боях, разыгрывалась трагедия гибели экипажа. Рвался и не мог найти выхода стрелок-радист, восемнадцатилетний парень. Механик, горевший от сапог и до пояса, с трудом ворочался, скованный болевым шоком – он даже не мог кричать. Стрелок-радист пытался вытолкнуть ставшее неподъемным тело механика.

– Мама! – вырвалось из обожженной гортани парня.

Он хватнул дыма, раскаленного воздуха и потерял сознание, уже не чувствуя жара, сжигающего еще живое тело. Наводчик с исковерканным плечом тоже тянулся к люку, в который яростно протискивал объемистый живот орденоносец Швыдко.

– Помоги…

В глазах майора, занимавшего волей судьбы должность командира танкового батальона, плескался такой страх, что это заметил даже умирающий сержант-наводчик, служивший в экипаже Швыдко с самого начала. Он понял, что помощи не дождется, и закрыл глаза. Когда Швыдко соскочил с горевшего танка и, пригибаясь, отбежал к ближайшей воронке, машина взорвалась.

Словно преследуя трусливого майора, рядом шлепнулась оторванная по локоть рука. Закрыв голову ладонями, Швыдко скрючился на дне, бормоча что-то невнятное.

Самоходка капитана Пантелеева горела. Сам он добрался до ближайшей воронки вместе с механиком, наводчиком и заряжающим. Лицо командира батареи было покрыто мелкими ранами от осколков брони, из которых сочилась кровь. Заряжающий, получивший контузию, лежал, раскинув руки, и тяжело, прерывисто дышал. Роман Дудник перевязывал капитана.

– Глаза хоть целые? – с усилием спросил Пантелеев.