Снейп был откровенно разозлён присутствием у себя на достаточно чистом, три дня тому перестеленном ложе, упомянутой персоны, вокруг которой расплылось мокрое, всё в грязных разводах, пятно, достигавшее аж до колен хозяина одра. Ну, ещё бы, через тонкое шёлковое покрывало всё и просочилось, запачкав и нижнюю простыню. Только вот... откуда вода? Неужели Поттер мылся? И где?..
А, в бочке для засолки овощей на зиму, прямо, как Квотриус. Северус, по мере обнаружения самого себя в живом, жаждущем горяченькой еды теле, вспоминал всё больше о беспокойной ночи, но не беспокоившем его сне. Его он напрочь забыл. А ведь зря!
-Не понимает человек странный сей - гость твой, о Господин мой, языка ромейского. Жалкий Накра хотел остановить этого, но он одет, как домочадец, хоть и грязный очень, много раз грязнее даже самого старого Накры.
- Ладно. Это в прошлом. Я-то думал, что ты просто проспал его приход. А раз видел и не смог остановить, что ж, в это я хорошо верю. Он такой - упорный, когда никому не надо.
Я знаю этого свободного человека. Се есть мой желанный, но... нагловатый гость. Его имя Гарольдус, запомнил? Так вот тебе мой приказ - не пущать, никогда и ни при каких обстоятельствах. Гарольдус не так силён, как ты, ты много сильнее. Гони его взашей, хоть он и свободный человек и гость моего дома. Но это до времени.
Он сегодня мешал мне спокойно отдыхать ночию, а я нуждаюсь в нормальном сне. Сие понимает даже брат мой Квотриус, от того и не приходит ко мне пока ночами. У меня ещё слишком мало сил... Но что-то я разоткровенничался с тобою, Накра.
Ну, ступай, ступай, старый сплетник.
Э-эй! Подожди! А Гарольдуса забрать?! Ему не место на ложе Господина дома.
Гарри был донельзя заспан и с трудом, а, может, и вовсе не понимал, где находится или понимал с большим трудом. Камерный раб беспрепятственно вытолкал его пинками в коридор, а сам подал Северусу лохань с подогретой «розовой» водой и помог ему усесться в удобную для умывания позу прямо на ложе.
Северус, покряхтывая, как старик, умыл лицо и руки - движения давались ему с трудом, хотя острый ум и не менее острый язык уже работали вовсю.
После достаточно поздней трапезы таким же, как вчера, восхитительным мясом тельца, настроение Снейпа поползло вверх. На сей раз мясо плавало в специально подогреваемом не раз и не два для Господина дома, чтобы подать ему ко времени, как всегда, поздней утренней трапезы, слегка горячий, ароматный, едва-едва жирноватый навар.
И пришла к нему Маменька, но Северус с порога перебил её ненужную, ложную радость по поводу, видите ли, возлюбленного сыночка - поправляющегося больного.
- Скажи, о, матерь моя, разве не приказывал я во время болезни тяжкой, голоданием моим вызванной и предшествовавим истощением физическим в походе, передать Квотриусу, брату моему возлюбленному, что желаю я видеть его?
- Да, высокорожденный сын мой и Господин дома, изъявлял ты волю такую.
Прозвучало это неуверенно.
-
- Так отчего же не соизволил он явиться? Ведь пришёл он вчера, когда уж я и перестал звать его, сам, по воле своей, не убоявшись встретить тебя, злоязычную, нигде в доме. Знать, дороже я ему, нежели все упражнения твои словесные!
Северус заявил сие и протестующе, и ликующе.
- Что же сие означает?
Северус продолжил допрос без какого-либо пристрастия, хотя мог бы и с пристрастием - да каким! Но что-то непонятное, какое-то смутное чувство не давало ему применить Круциатус на Маменьке.
- Только одно сие означает - мои приказы и даже просьбы, обычные таковые человеческие, ему не передавались.
А почему? Чья это злая воля позволила себе вмешаться в братскую любовь?
- Нет моей вины в этом, Северус, сыне мой! Сводный брат твой - бастард не приходил лишь по ослушанию своему. Так будь добр, расспроси его об этом сам! Но не мучай меня неопределённостью.
- Каковой неопределённостью? Мне кажется, всё уже выяснилось из нашей беседы.
- Да и беседы-то, как таковой, не было, сыне мой!
-