Звезда Аделаида - 2

- Помню отчётливо, что хотел я прийти на пир, как и обещал тебе, столь страстно целовавшему меня, от обиды, тобою привлечённой ко мне словесами гневными в опочивальне высокорожденного отца нашего, не желавшего поцелуев сих, что, как казалось мне, все раны мои, нанесённые рукою собственною, уже затянулись, и плотно, но вот рана на шее стала болеть сильнее. Но после ухода твоего милостивые боги вразумили меня не держать обиды на невиновного - сам же говорил ты мне, что ни супруга, ни сама радостная церемония свадьбы не принесут тебе ни грана удовольствия. И не стал я звать камерного раба своего, но сам одел я праздничную шерстяную тунику, кою соткала мне матерь моя, последнюю пред смертию её, ту, что восхотела она подарить мне на прощание перед отбытием по распоряжению твоему мудрому обратно к народу своему. Но вот пояс не успела она доделать, и наклонился я вновь к сундуку, дабы отыскать подходящий, как вдруг силы внезапно покинули меня вовсе, но успел я возлечь на ложе просто не в силах пошевелить членами своими, словно ламия мгновенно выпила кровь сердца моего. И словно бы умер я сам на несколько мгновений или минут.

Там и случились со мною все те чудеса, о коих уж рассказал я. Но сначала проснулся я сам от боли и липкости тела своего и поначалу пытался докричаться мысленно до тебя, о Северус, лампада души моей, светоч разума моего, цветок и дротик бытия и сердечного биения моего, ты, который научил меня искусству Легиллименции. Но сразу не удалось мне сие волхвование мудрёное. Будучи днём почти при смерти… прости, плохо я помню сей день ужасный, помню лишь воду тёплую, кровавую, сразу я нащупал словно бы волны, расходящиеся от троякого центра некоего и усиливающиеся втрое, к ним же - сердцу, душе и разуму твоим, как я поверил, и возопил беззвучно, прощаясь с тобою. Кажется, не сумел я выговорить ни слова.

Теперь же я лишь слегка усовершенствовать попробовал способ связи с магом иным безо взгляда глаза в глаза, а лишь мысленным зовом не на одре смертном или воде кровавой пребываючи, но будучи в опасности крайней, отдаваясь голосом человеческим, а не стонами едиными в разуме его. Твоём благословенном и многознающем разуме, о высокорожденный брат мой и Господин Северус, пригожий мой цветок Селены сребряноликой, девственной.

- Выслушай же теперь и меня, о Квотриус, былинка, протягивающаяся в столь неподходящее время года - месяц десятый - к теплу и обогреву Сола пресветлого, хоть и показывает он лик свой временами по целому, но такому короткому дню и даже греет - тогда распахиваю я ставни, дабы проветрить опочивальню свою от запаха спёртого. Узнал я за столом пиршественным, что сам Сабиниус - маг, по спесивому и неверному уверению его, во втором поколении, и все шестеро братьев невесты моей - тоже чародеи, и у каждого есть волшебная палочка собственная. И Адриана еси ведьма, а чванливый, как пава - альбинос, Верелий, се есть отец её, обещал, что и для дочери мастер, маг некий, подберёт палочку волшебную. Но сомневаюсь я, как она - ведьма, обходилась и допрежь без чаровнического жезла, как высокопарно называет орудие волшебства, в коем для тебя нет необходимости, излишне велеречивый Сабиниус Верелий.

И вот, что думаю я о сём - есть у неё уже палочка волшебная с самого совершеннолетия её, а, может, и ранее, со всплесков первых магии неконтролируемой приучили её использовать палочку волшебную, сего не ведаю я да и не интересно сие мне, но отец её зачем-то скрывает от меня столь важное знание, как не дал возможности увидеться с обручённою невестою моею, поправ все законы ромейские.

Вот бы мне узнать, к чему всё сие. И ещё хочу сказать тебе, о Квотриус мой стыдливый, да сбудется мечта твоя давняя - и не только целовать невинно будешь ты высокорожденную патрицианку, пышную формами, младую, но и обладать ею будешь, как супруг женою своею. Ей же зачнёшь и ди…

О, пришёл Накра, наконец, с двумя рабынями. Так значит, туника эта праздничной… была? - быстро сменил тему Снейп, ведь Накра был болтлив безмерно.

- Ужели не сумеют отстирать её рабыни, даже используя чудотворное мыло, кое изготовил ты, о Северус?! Ведь туника сия суть воспоминание единственное моё о матери усопшей! - то ли подыграл брату, то ли и вправду забыл обо всём на свете, кроме испорченной тряпки, Квотриус.

- Но разве матерь твоя спряла пряжу и соткала тебе, своему единородному сыну, лишь только одну тунику? - подготавливал Северус названного брата к самому худшему, так и не прозвучавшему.

- О, нет! Есть у меня множество туник, даже шёлковых, изготовленных её милыми сердцу и душе, но не разуму руками за то, что она восхотела убить тебя, мой невиданный цветок Юга Пламенного, вот, откуда ты происходишь!

- Пусть будет правдивой версия твоя, мой Квотриус, но береги горло! Не говори много и подолгу. Тебе бы вообще хорошо помолчать до утра.