Звезда Аделаида - 2

- Я с удивлением гляжу на Квотриуса, ко счастью для себя и меня да и всех доброжелательных домочадцев сумевшего преодолеть болезнь, хоть и поздновато, умучив меня вконец своими болезненными заморочками, как то - прогулки по двору, если можно назвать их «прогулками», эти пустые, молчаливые, неторопливые шествия по комковатой грязи. То, что он психически абсолютно здоров, видно по его нормальным, не замутнённым пеленой безумия, ярко блестящим глазам. Они блистают, как звёзды, светятся, как туманность Ориона или даже более ярко - словно спиралевидная, как и наша Галактика, ближайшая, в космических пределах, разумеется, туманность Андромеды в безлунной ночи конца холодного, десятого месяца, в такие ночи, как сейчас. Мне отчего-то безумно хочется Квотриуса, вновь и вновь познавать его плоть, представляю свою плоть под ним. Но он обрывает мои, по всей видимости, с его точки зрения нечистые и нечестивые мысли разом, одною фразой, словно на расстоянии, как всегда узнавая их по волнам, испускаемым моим мозгом. Он один на всём свете умеет так - Повелитель Стихий. Даже доброму легиллименту, старине Альбусу нужен был контакт «глаза в глаза», кроме нашего, с неимоверным трудом долго отрабaтываемого, бесконтактного варианта, да и то, только для нас обоих. Квотриусу же не нужно такого узко специализированного, наработанного искусственно, сцепления взглядов или мыслей. В это он - маг Стихий - опередил не только пространство, но и время. Мысли каждого человека, будь он магом или магглом, в любую минуту могут по его желанию раскрыться перед ним, как книга, развернуться, как свиток, оказаться столь же явственными, как процарапанные стилосом надписи на вощёной табличке.

- О Северус возлюбленный мой, просто пойми меня, - продолжает брат застенчиво, но с некоторым напором по-настоящему умственно и физически здорового молодого мужчины, - только не отвергай меня за то, что желаю я сказать тебе, в чём сознаться, прошу. Лишь безумием своим обуянный, сумасшествия злого жертвой бывший, мог я, не осознавая проступков моих, овладевать тобою, мой непокорный, но на самом деле оказавшийся доверчивым и податливым, северный, непостоянный, однако переменчивый ветер, стержень моего бытия, бытия весьма печального, почти как ты говорил обо мне ты, мой брат и Господин Северус. Ты же силою воли необычайной, нечеловеческой, смирял гордыню свою неуёмную, необыкновенную, всеобъемлющую, отдаваясь мне, смешному, грязному и похотливому, как козёл дурно пахнущий, ибо и не мылся я в термах до дня сего, и в день сей лишь выйду я в город, зайду к цирюльнику, потом в термы, покуда ты… Да не будем о сём. Вернусь же я от дел собственных к делам, в Лету канувшим. Вовсе не желаю же я повторения сей ситуации, имею в виду я пребывание моё в тебе. Пойми… был же я безумным полностью, и прости меня, ежели сумеешь, о гордый брат мой, ещё раз, ибо сам я не ведал, что греховное, недопустимое, немыслимое соделывал.

______________________________

* Хокку (иначе хайку) - жанр и форма японской поэзии; трёхстишие, состоящее из двух опоясывающих пятисложных стихов и одного семисложного посередине. Генетически восходит к первой полустрофе «танка» («хокку» буквально - «начальные стихи»), от которого отличается простотой поэтического языка, отказом от прежних канонических правил, повышением уровня намёка.