Звезда Аделаида - 2

Вероника Гонория всё же нашла в себе силы с помощью трёх рабов почище прийти к началу пира, проводившегося по обязательной традиции в доме невесты, пусть и неродном, но таковом, где возлежала она на ложе девственном в течение недели, не менее. Пир начался со славословия Венере и Гименеусу, обряду, проведённому особыми, приглашёнными Сабиниусами из родного города, жрицами в совсем лёгких одеждах. И как им не холодно в продуваемом ветрами жилище, состоящем практически из одной бесконечной трапезной? Вот, что было удивительно для заледеневшего, кажется, до состояния тяжёлой простуды, Северуса. Поскорее бы выпить… для сугреву и только после - от всё разрастающейся, хотя, казалось бы, уж куда больше и сильнее, головной боли и головокружения, от которого так и не переставало мутить. Как бы не опозориться перед гостями, блеванув!

На главной храмовой жрице, посвятившей себя Венере Златокудрой, была только туника без рукавов и спущенная с правого плеча палулла* . Голову её увенчивала высокая коническая причёска и небольшой колпачок с кистью и пурпуровой повязкой - знак её высокого положения в славословиях своей богине на свадебной церемонии.

Две помощницы были в одних лишь туниках, но хотя бы с длинными рукавами. Одна из них приятно и мягко играла на кифаре, а другая громко, отчётливо распевала гимны богам - Венере Златокудрой и Гименеусу, Союз Скрепляющему. Ох, побыстрее, что ли, заткнулась бы она, уж больно громко вы поёте, мадам. Хотя Северус отметил, что поёт она хорошо, хотя и блеет неумело вместо бельканто, но это пение было уж чересчур для его дико, дьявольски больной головы. Головокружение всё никак не проходило, хоть он, попирая все возможные законы вежества, прилёг на подушки у стола. Он не помнил, как дошёл обратно от храма в дом, занимаемый семьёй невесты. Кажется, его кто-то поддерживал в состоянии равновесия… магически. Ну, не Верелий же или шестеро ненавидящих и ненавидимых братьев Адрианы?

Он вообще мало, что помнил из всей свадебной церемонии. «Не мне, не мне, но имени Твоему!», - раздавался никогда не слыханный вживую боевой клич тамплиеров в его голове. «Твоему», в данном тяжёлом случае означало: «Терплю всё это безобразие лишь ради Квотриуса!». «Скорее войдёшь к супруге - скорее и зачнёшь наследника», - так, по крайней мере хоть что-то запомнилось из бессмысленной болтовни Папеньки, подарившего Северусу тогда камею «с персями». Знал только профессор, что сейчас начнётся развесёлая пьянка-гулянка с острыми шуточками и пересудами, но жгучую воду жениху с невестой не поднесут, в отличие от остальных присутствующих. Да, чтобы молодожёны не перепились тяжёлой ышке бяха, и не зачал бы молодой супруг по пьяни жене убогое дитя. Видимо, раньше таких случаев было достаточно для того, дабы сохранить такое ограничение для молодых. Им подадут только винця, зато креплёного, фирменного, от Наэмнэ, а это куда лучше, чем неочищенная вода жизни, ышке бяха - в доме у Снепиусов всё же нет перегонного куба! А в доме Снепиусов есть, благодаря трудам Северуса.

Невеста сидела в знак смирения перед старшими, отныне будущими заменять ей отца с матерью - простецами, что было особенно обидно, свёкром и свекровью, не забывая, впрочем, о многообещающих взглядах, посылаемых супругу, в наброшенной на голову золотистой фламмеум, и в праздничных, такого же цвета башмачках. У Адрианы были удивительно маленькие ножки, будто детские, и это очень понравилось супругу, как умиляли его и раньше, до удара этими «миленькими» по животу, маленькие, короткопалые кисти новоприобретённой жены. Но дальше «нравится» и «вызывает умиление» его эмоции, понятное дело, не распространялись. Северус, скорее, думал о том, как и при каких обстоятельствах ему снимать свадебную фату с жены - при обязательных свидетельницах или же в их благодатное отсутствие. Тогда пускай драгоценная ткань остаётся нетронутой, на невесте, закладываясь в складки во время беспокойного сна, пока… её не снимет Квотриус. Конечно, наутро Адриана, если… Если её похотливую вагину не удовлетворит своим орудием, а оно у него могучее, как знал Северус по себе, названный брат, передумавший сношаться с женщиною, пред лицом почитаемых им богов и богинь связанной с высокорожденным братом, то Адриана уже с ранья бросится жаловаться на нерадение мужа своей приёмной матери - свекрови. И Северусу сам Малефиций, устроивший этот брак наряду с проклятущим Верелием, начнёт читать мораль, что, мол, так нельзя обходиться с дочерью самих Сабиниусов, обижать её небрежением… Но профессор был уже заранее мысленно готов к беспощадному и недвусмысленному отпору.