Звезда Аделаида - 2

… Вероника Гонория показалась всем очень тощей, потому-то и была закутана в белую, праздничную, но плотную шерстяную паллу, даже задрапированную, чтобы скрыть растущий живот. Престарелая женщина была болезненного вида - всё-таки поздняя беременность переносилась плохо, особенно после вынужденной прогулки через пол-города. Но она смело подошла сначала к «сыну», а потом к невестке и сказала обоим несколько проникновенно ласковых, поэтических слов о супружеском счастье, упомянув, к удивлению «сына» даже столь нравившегося ему Модестина. Настолько эта высокорожденная, не в пример столь же, а может, и более высокого рода Адриане, патрицианка, происходившая из семьи самого Божественного Кесаря Гонория, была образована и начитана.

Толстая матрона в белой палле, закутанная до бровей даже в доме, действительно мать Адрианы Ферликции, сопровождавшая и поздравившая дочь и зятя, была, в отличие от Вероники Гонории, немногословна, произносила «проздравления» коряво и неграмотно, с ошибками, которые даже иноязычный Снейп не позволял делать себе. Но что уж тут, как говорила его «тёща», ещё надо было поучиться, и не на научных семинарах - такому языку «обучались» с пелёнок в самых низших слоях плебса. Совершенно очевидно, что она была магглой, воспитавшей единственную (а, может, единственно выжившего ребёнка, и это скорее всего) дочь в том же презренном для Северуса духе и, вполне вероятно, для собственного супруга - велеречивого волшебника - тоже. Брак же не представившейся матроны из плебса с магом Верелием совершён был из-за обязанности обзавестись семьёй после утраты прежней супруги, видимо, тоже магглы. Скольких жён оставил, разведясь, да и пережил Верелий, наплодивший похожих на него сыновей, один Мерлин ведает. Лишь дочь походила обликом на словно безымянную мать. Верелий не представил свою очередную, «проходную» жену гостям, а все домочадцы - и свободные, и рабы - и без того знали по имени свою возлюбленную, тихую Госпожу.

После того, как были спеты все гимны, ко всеобщему счастью уже проголодавшихся высокорожденных патрициев, в отношении пустых желудков ничем не отличимые от плебса, разве что качеством, но не количеством съедаемого и выпиваемого, началась обжираловка. А как иначе было назвать это внешнее разнообразие каш на бараньем жиру в отсутствии пресловутой пшеничной каши, заначенной специально для молодого супруга, но это только пока молодые не войдут в убранную шелками брачную комнату, которой в доме Снепиусов послужит опочивальня жениха. И сколько бы грехов однополой любви в ней не совершалось, невесте о сём знать не надобно. Даже если старшие братья запомнили, как Господин дома уложил невменяемого сводного брата - полукровку на эту самую постель и передали всё Адриане. Она, наверняка, всё позабыла, влюбившись, как дурочка в своЕГО ламию и, по основной ветви, мужеложца. По крайней мере, она была безмерно благодарна уже любимому жениху за, хоть и вельми болезненный но такой желанный… теперь, когда она полюбила другого - супруга - выкидыш рабского «производства».

Главным украшением «меню» был целиком зажаренный на вертеле бык, а к нему прилагались всевозможные соусы с иноземными специями, а также «не считающиеся» горы хлебов, ещё тёплых, необычайно вкусных, да ещё на столах были расставлены блюда с привозным дорогущим варёным, слишком хорошо известным Северусу, тоже на бараньем жире, осклизлым, почему-то в обоих домах холодным рисом комками на огромных деревянных блюдах, хотя и без изюма, слава всем богам! И без моркови со всей остальной пакостью тоже. Видимо, рис с такими «вкусными», непрожаренными-непроваренными «наполнителями» был фирменным блюдом исключительно семейства Снепиусов.