Звезда Аделаида - 2

Они показались ему в целом правильными, вот только соскользнувшее с пальца ещё жениха кольцо, сделанное явно не по мерке… Это предвещало молодой жене весьма тяжёлую и трудную дорогу к сердцу более молодого, нежели она, мужа с неромейской, но запоминающейся, не то, что у супруги, внешностью, а ведь эта приезжая высокорожденная патрицианка явно была влюблена в жениха, и сильно, и страстно, более, нежели положено невинной деве. Ей бы трепетать из-за скорой потери давно хранимой и лелеемой девственности, так ведь нет! Эта невероятная любовь со стороны девушки-невесты была хорошо заметна в момент, когда пара поцеловалась. Жених поцеловал невесту более, чем холодно, стараясь еле коснуться её губ, попав же в щёку, словно сестрице, она же, напротив, вся так и подалась телом навстречу суженому. Но поцелуя, которого супруга столь жаждала, она так и не получила, отнюдь. Жених лишь взметнул длинными кудрями, чернее, чем у варваров, и практически, у всех на глазах, отпрянул от невесты, подарив ей только обещание некое обманчивого счастья. Да и жених, коего служитель Юноны не раз встречал в термах, показался ему сперва иноплеменником, покуда не навёл он справок необходимых, но нисколько, оказывается, не проливающих свет на внешность Господина дома всеми уважаемых Снепиусов, оказался вовсе не иноземцем, хоть и столь не похожим был он на сынов ромейских внешностию своею, телосложением - лёгким, как у птицы некой и тем ещё, что умел он скользить по глади бассейна, не касаясь дна его близкого ногами тонкими и стройными, но сильными. Иначе как бы он держался на поверхности воды, только руками, так одни ноги потянули бы его на дно. Но не пригоже главному священнослужителю славнаго града Сибелиума всего думать о плоти мужеской, ибо есть две рабыни, подаренных скучающими пожилыми патрициями, несчастными в третьем-четвёртом браке. Но одна из них - уэскге - совсем стара стала, а вторая, помоложе - с ней каждый раз идут войнушки за главенствование на ложе. Уж больно непокорная досталась! Но да не о рабынях своих думать надо сейчас, а о будущем высокорожденной четы.

- Что этот храмик Цереры Многоплодной?

Так продолжал размышлять священнослужитель, уже предвкушающий вкусную и жирную трапезу.

- Вот мой-то и покрупнее раз в пять, а то и шесть будет, и Союзы заключают пред алтарём моей богини… Правда, нечасто да и даров значительно меньше, но сие происходит лишь от необразованности граждан, ибо слишком много в Сибелиуме плебса, а вот вежественных, ежегодно в день заключения Союза дарующих в честь Юноны хотя бы барана, таких высокорожденных патрициев столь мало! Увы!

Но служитель волею разума вернулся к размышлениям о… столь драгоценном - быке - трёхлетке, изрядно и благолепно откормленном - одарившей его со своими рабами и рабынями, о последних же знают только рабы - молчуны, юной чете. Как-то проведут они ночь первую, когда супруг столь юн, что ему от силы лет осьмнадцать, супруге же, на вид уже все двадцать пять? Как бы супруг младой, неопытный, сразу видно, что не мужеложец и не любитель лупанария и мальчиков или финикийцев в термах, не оставил жену девицею? Ну, может, хоть на девицу честную взглянет с охотцей?

Но неприятное чувство, противоречащее ауспициям, в общем и целом, благожелательным, если бы не финал в олицетворении Фатум, была тут же забыта поспешившими с поздравлениями отцами и допущенными, наконец-то, матерями, а к Адриане прилагалось ещё шестеро братьев.

Снейп с удивлением, словно при помощи Хроноворота увидел, как у самого старшего брата, на вид старше «матери», по крайней мере, матери Адрианы, лучились счастьем глаза, и вспомнил мисс Вирджинию Уизли и её любящих шестерых братьев, в особенности, шалопая, раздолбая, но очень талантливого в Зельеварении, Трансфигурации и Чарах мистера Фредерика Уизли. Шестерых, если считать мистера Персиваля Уизли, отличного студента, но очень дурного в сущности человека, способного только с подобострастием и каким-то, наверняка, болезненным удовольствием лизать подставленные министрами, вот уже вторым как, толстые, противные, мерзкие прекрасным богам наетые филейные части.

Все гости, словно сговорившись, на «раз-два-три!», как в современности, осыпали молодых сушёными лепестками роз, заменявшими летний хмель, пшеницей и мелкими монетами в осьмушку коровы на счастье, многоплодность и богатство в придачу. Как же мерзко чувствовал себя во время этого обряда Северус, не собиравшийся стать с… этой женщиной ни счастливым, ни богатым, ни, тем более, упаси Мерлин, многоплодным!