Хаджи-Коли получил хлебное место уездного исправника – возвысился не только над самим собой, но и над многими другими коллегами.
Судьба – индейка, для которой жизнь человеческая – копейка согласно словам одной из популярных песенок той поры, и это было правилом. Но иногда выпадала выигрышная фишка; так повезло и Хаджи-Коли, бывший пристав стал исключением из правил.
Котовского он помнил хорошо, иногда даже останавливался на улице, увидев человека, похожего на Григория Ивановича, и не уходил до тех пор, пока не убеждался, что это не Котовский. Вострый глаз Хаджи-Коли оказывался не таким уж и вострым – видимо, приближалась старость, и Хаджи-Коли, думая об этом, нервно дергал головой: чем дальше, тем больше он ошибался.
Когда до него дошла телеграфная депеша о «побеге 27 февраля тысяча девятьсот тринадцатого года ссыльнокаторжного Котовского Григория Ивановича – из мещан города Балты Подольской губернии», он только руки потер обрадованно и одновременно ожесточенно, будто трением решил добыть огонь.
– Ну, Котовский, ну, Котовский, – пробормотал он заведенно, впрочем, без всякого зла, это был скорее азарт охотника, почуявшего дичь, – держись, Котовский!
А Котовский уже находился в Кишиневе, ходил по здешним улицам, любовался домами, скверами, улицами, залитыми горячим солнцем, слушал пение птиц, дышал полной грудью и надышаться не мог – в нем появилось что-то от ребенка.
Наверное, со всяким из нас бывает такое, когда мы возвращаемся домой после долгой отлучки, – душа млеет от восторга… Млела душа от восторга и у Котовского.
Но отдыхал и любовался здешним солнцем Григорий Иванович недолго – нужно было действовать, собирать свою группу. Жаль, что он никогда уже не увидит Захария Гроссу – убит в кишиневской тюрьме знаменитыми бандитами Загари и Рогачевым. Захария не будет хватать в группе.
Но пришли новые бойцы. Федор Стригунов, например, – молодой рабочий с жесткими глазами, ненавидевший порядки, установленные местными властями (впрочем, установили их не только местные власти, надо было смотреть выше, в сиятельный Санкт-Петербург), Степан Руснак – подвижной, готовый на скорости исполнить любое поручение, каким бы трудным оно ни было, Арон Кицис, два Михайла – Афанасьев и Ивченко, Исаак Ротгейзер… С такой армией можно было идти на всякое дело.
Группу свою новую Котовский стал называть отрядом. Боевой единицей. Первый налет отряд, – Котовский в ту ночь разделил его на две половины – совершил по двум адресам: к богатому помещику Назарову, купившему дом Манук-бея и уже основательно обжившему его, и на прибыльный винокуренный завод Фукельмана.
К Назарову Котовский отправился сам, на винокуренный завод послал опытного Пушкарева – тот осечки не даст.
Хотя Котовский был в маске, помещик узнал его – по манере властно держаться, пудовым кулакам, прямой, как у гвардейца, осанке и… и по заикающемуся говору. Было такое у Григория Ивановича, очень мешало ему. Когда Котовскому было пять лет, он случайно сорвался с крыши, с тех пор начал заикаться.
– Меня интересует только одно – деньги, – сказал Котовский. – Деньги на стол!
Назаров достал из кармана туго набитый кошелек.
– Этого мало, – сказал Котовский, красноречиво повел головой в сторону сейфа.
Жалко было помещику денег, но он со вздохом открыл сейф и выложил несколько пачек купюр, перевязанных тонкой шелковой лентой. Проговорил тихо, в треть голоса:
– Больше нет.
– Охотно верю. Ревизию устраивать не буду, – сказал Котовский. – Чтобы не было недоразумений, хочу предупредить об одном. Полчаса не зовите никого на помощь, ни полицию, ни помещиков из соседних имений… Договорились?
Полчаса Назаров никого не звал, а когда позвал и в Ганчешты примчался конный отряд, созданный специально для облав, Котовского не то чтобы след простыл, им даже пахнуть перестало. Как и запахом дорогих пахитосок, которые он курил. Хаджи-Коли, который возглавлял этот отряд, оставалось только плюнуть под копыта своего коня.
На следующий день не было ни одной бессарабской газеты, которая не упомянула бы имени Котовского. Назарова плотно оседлали журналисты, допытывавшиеся: как выглядит Котовский, как ведет себя, как держится; сестрам Григория Ивановича устроили пространные допросы, но те ничего сказать не могли – брат к ним не завернул даже поздороваться.
А Котовский не заглянул к ним потому, что прекрасно понимал: полиция атакует их, прицепится мертво, начнет допытываться, где брат? Уж лучше сестрам ничего не знать.
Следом Котовский совершил еще несколько налетов – очень громких, замечу, – а потом исчез. Ну словно бы покинул Бессарабию.
Но он не покинул Бессарабию, нет – он выправил себе документы на имя мещанина Гудковского и устроился работать на кирпичный завод.