Обстановка была тяжелая. Россия втянулась в войну с Германией и в первые же недели боевых действий потерпела несколько неудач. В прифронтовых губерниях власть полностью перешла к военным, гражданские начальники теперь были подчинены им. В Бессарабии было введено прифронтовое чрезвычайное положение, что означало: за малейшую провинность людей будут ставить к стенке, либо того хуже – отправлять в петлю.
Кирпичный завод, на котором трудился «Гудковский», очень скоро закрылся, пришлось искать новую работу. А это было непросто.
Наконец Котовскому удалось устроиться на молотилку – вначале поденщиком, а потом, поскольку он был хорошим механиком, – помощником машиниста…
Введение военного положения не испугало его, параллельно Григорий Иванович продолжал трясти богатых людей, часть «экспроприированных» денег он отдавал простым бессарабцам, которым не то, чтобы мяса, даже хлеба не на что было купить. Досужие люди, следившие за карьерой Котовского, подсчитали, что в четырнадцатом году он совершил примерно десять ограблений – в Кишиневе, Тирасполе, Балте и Бендерах, в следующем году он увеличил активность.
Газеты, особенно одесские (кишиневские сообщали об этом меньше), очень охотно писали о Котовском, буквально смаковали каждый его шаг, придумывали захватывающие детали (впрочем, может быть, не совсем придумывали, может, так оно и было), поэтому сегодня можно нарисовать очень красочную картину его налетов на толстосумов.
Богатых людей, нажившихся на поставках в армию некачественных товаров, Котовский откровенно презирал и при каждом удобном случае общипывал, как кур, приготовленных к отправке в суп, только на кончике гузки оставлял одно перышко, в лучшем случае два, причем часто действовал демонстративно, с актерской лихостью. Он мог обратиться в бородатого горластого сибирского купца, мог предстать смиренным священником, мог выступить в роли сиятельного князя, приехавшего в южные владения на охоту, или выдать себя за владельца фабрики, выпускающей настоящий английский бостон, – Григорий Иванович был горазд на выдумки.
Как-то в Кишиневе он послал письмо солидному владельцу ткацкой фабрики, мануфактуристу, – в письме потребовал, чтобы тот собрал у себя в конторе, в кассе, побольше наличности, перевез на квартиру и приготовил к приходу Котовского крупную сумму.
Мануфактурист занервничал, помчался в полицию с заявлением, в полиции же его приняли прохладно – слишком много слухов о Котовском ходило по городу, и большинство из них были пустыми, но потом снизошли до богатого жалобщика и пообещали устроить на квартире, где предстояла встреча, засаду.
Котовский узнал об этом – имелись у него в полиции свои глаза и уши, – и решил наказать мануфактуриста. Часть своих людей он переодел в полицейскую форму, – получились вылитые городовые. Усы, правда, не лоснились от важности и глаза были не такие оловянные, как у настоящих полицейских, но все остальное было на уровне.
Когда этот «наряд» во главе с самим Григорием Ивановичем появился на квартире фабриканта, тот обрадовался, завсплескивал руками и объявил на весь дом:
– Это мои самые дорогие, самые желанные гости! Садитесь, пожалуйста, за стол – будем вечерять.
«Городовые» вопросительно поглядели на предводителя – как быть?
Тот распорядился:
– Садимся за стол!
А хозяин тем временем носился вокруг и ворковал возбужденно:
– Теперь мы покажем этому козлу, Котовскому этому, где раки зимуют.
«Это я-то козел?» – с усмешкой подумал Котовский и покачал головой: очень уж самонадеянный был господин мануфактурист. Толстенький, с короткими ногами, похожими на бутылки из-под португальского рома, с пузом, туго обтянутым бархатным жилетом, на котором, как на музейной подушке покоится массивная золотая цепь. Такая цепь стоит немалых денег. Часы, прикрепленные к ней, сидевшие в специальном кармашке, тоже, естественно, были золотыми и также немало стоили. Котовский вновь со вздохом покачал головой.
Когда бокалы были наполнены хорошим темным, – почти черным, – вином, Григорий Иванович поднялся с места, учтиво поклонился хозяину:
– Разрешите сказать слово…
– Прошу, прошу, – поспешно и одновременно обрадованно произнес тот. – Представителю жандармского управления – первое слово…
– Вот вы обозвали Котовского козлом, – медленно, словно бы прислушиваясь к самому себе, произнес «представитель жандармского управления»…
– Так точно, – подтвердил мануфактурист. – А кто же он еще?
– Котовский борется за то, чтобы ни в России, ни в Бессарабии не было бедных людей, чтобы все были одинаково богатыми. Поэтому я предлагаю выпить за Григория Ивановича Котовского и его друзей. Пьем до дна!
Лицо хозяина сделалось белым, как бумага.
– Пейте, пейте, – подтолкнул его под локоть Григорий Иванович, – и поверьте, Котовский – совсем не козел…
Хозяину ничего не оставалось делать, как осушить свой бокал.
– Ну-с, сударь, вы подготовили то, о чем я вас просил? – прежним учтивым тоном поинтересовался Котовский.
– П-п-п… по… подготовил, – у мануфактуриста затряслись руки.
– Вот это хорошо, – похвалил его Котовский, – очень хорошо.