Он взглядывает на небо, в фиалковых глазах мелькают солнечные блики.
– Выбирают ли луны себе планеты, вокруг которых вращаются? Выбирают ли планеты себе звезды? Кто я такой, чтобы отрицать всемирное тяготение, Аврора? Если ты сияешь ярче любого созвездия небесного?
Я смотрю на этого странного юношу рядом с собой, и так было бы легко видеть в нем просто оружие! Ну да, красивое. Но все равно – юношу, созданного для боя, с ободранными кулаками, с надменной грацией, с холодными лиловыми глазами. Вот только здесь, сейчас, на этой невозможной планете, я начинаю видеть возможности.
В нем.
В себе.
– Может быть, тебя воспитывали воином и только воином, Кэл, – говорю я. – Но ты намного больше, чем просто воин.
Я вкладываю свободную руку в его ладонь и сжимаю ее. Он сперва вздрагивает, как от неожиданности. Но потом очень осторожно и мягко пожимает в ответ. Глядит на меня мельком и тут же отводит глаза.
– Что значит это слово, которым ты меня называешь? – спрашиваю я.
– Бе'шмаи? – отвечает он. – У вас… у терран нет подходящего для этого слова.
– А неподходящее есть? Какое?
Очень тихо звучит его ответ:
– Возлюбленная.
Нас разделяют два биоскафандра и дождь синей пыльцы, и вдруг мне хочется, чтобы мы оказались где-то далеко отсюда. Где-то, где тихо и тепло. И уединенно.
– Кэл, – говорю я и мягко тяну его к себе, чтобы он остановился.
Он оглядывается внимательно, потом смотрит вверх, проверяя, нет ли сейчас непосредственной опасности, и потом смотрит на меня сквозь визор шлема.
Я одной рукой держу оружие – разговор этот важен, но мне не хочется погибнуть посреди него – и выпускаю его руку, чтобы положить ладонь ему на грудь. Туда, где находилось бы его сердце, будь он человеком, и на миг меня отрезвляет тот факт, что я даже не знаю, там ли оно у сильдратийцев.
Но это еще одна вещь, которую мне хочется узнать.
– Я благодарна тебе за то, что ты сделал, – говорю я тихо. – Что ты пытался избавить меня от обязательства. Не могу себе представить, насколько это было для тебя трудно. Это благородный поступок.
Он сглатывает слюну. Его волнение на миг проявляет себя.
– Разумеется, – говорит он шепотом. – Для тебя я бы…
Его дыхание под моей рукой становится чаще, но он стоит смирно.
Кажется, я его кончиком пальца могла бы удержать на месте.
– Мне интересно, – продолжаю я так же тихо, – можешь ли ты сделать для меня одну вещь.
– Любую, – выдыхает он.
Я не могу сдержаться и улыбаюсь – чуть-чуть.
– Не мог бы ты позволить мне самой составить о тебе мнение? Не хочу давать обещаний, которых не смогу сдержать, но тебе не приходило в голову, что если я тебя лучше узнаю, то ты мне тоже можешь понравиться?
Он смотрит мне в глаза, и через забрало шлема я вижу, что едва заметная краска приливает к его ушам.
– Нет, – тихо признает он. – Не приходило.
Очень бережно, очень осторожно я собираю в ладонь ткань его биоскафандра, очень-очень медленно притягиваю его к себе. На щеках у меня дорожки высохших слез, а у него в глазах все оттенки фиалкового, и кровавая полоса на щеке там, где его порезал осколок разлетевшегося Триггера. И наши шлемы соприкасаются так близко, что я все его ресницы пересчитать могла бы.
И он стоит тихо, покоряясь моим рукам.
– Не знаю, что будет дальше, – говорю я почти шепотом. – Но почему бы нам не посмотреть, куда эта дорога нас приведет? Узнаем вместе.
– Ты хотела бы…
Он не может найти слов, переполняемый нахлынувшей надеждой.
– Я не сильдратийка, – говорю я вполголоса. – Я не могу влюбиться так же сильно, как ты. Но если бы ты перестал…
– Быть болваном? – подсказывает он с едва заметной улыбкой.
Я не могу сдержаться – смеюсь.
– Можно и так сказать. Тогда у нас был бы шанс узнать, что будет. Ну как, тебе это по силам?
Вопрос нелегкий, и я это знаю. Я фактически прошу его оставить свое сердце без защиты – просто проверить, сможет ли девушка другого биологического вида ответить ему взаимностью. Я прошу не мешать той (и без того установившейся на всю жизнь) привязанности усилиться так, что будет еще больнее, если ему все же придется уйти. И совершенно не знаю, что смогу предложить ему взамен.
Но в нас так много общего. И что-то есть в нем такое… ради чего стоит рискнуть.
Взгляд его становится рассеянным – он думает над вопросом, и сейчас моя очередь ждать, у меня дыхание такое же частое, как у него. Можно считать удары пульса.
Успеваю досчитать до десяти, когда он снова глядит на меня, все так же близко, все так же шлем к шлему.
– Да, – чуть слышно говорит он.
– Да, – отзываюсь я эхом.
В его улыбке такая нежность, от которой у меня стаи бабочек начинают порхать в животе. И тут из унигласса Кэла трещит голос Финиана:
Мы отодвигаемся друг от друга, возвращаясь в реальность. Пульс у меня грохочет и руки дрожат, а Кэл прикасается к устройству на поясе.
– Слышу тебя, Финиан, – говорит он, промаргиваясь, будто из-под чар выходя.