Звезда Авроры

Когда он последний раз пытался заглотить галактику.

И не смог.

Потом он скрылся здесь, осознаю я. Раненый, почти убитый. Потому что за потоком, за шумом этой невероятной сущности, окружающей меня и сидящей глубоко во мне, я чувствую нечто иное. Голос, который все время ко мне взывал.

Говорил мне, кто я.

И кто они.

Те, кто боролся. Те, кто видел, чем станет Ра'хаам, если его не обуздать, и считали свою индивидуальность тем, за что стоит биться.

Древние.

Эшвары.

И хотя их давно уже нет, много эпох как они мертвы, осталось оружие, нужное нам, чтобы снова победить.

Триггер – это не какая-то древняя статуя или украшение, в ней спрятанное. Это не звездная карта из драгоценностей, украденных в логове гангстера.

Триггер…

– Аври, – с придыханием говорит Кэт.

– Триггер… это я.

Листья вокруг нас шевелятся, я слышу снаружи рев двигателя. Гул медленного спуска, слышен хруст опор шасси, коснувшихся земли. И слов Тайлера я ждала:

– Они здесь.

Кэт скрипит зубами. Я знаю, она пытается остановить его, их, ту сущность, что прорастает сквозь нее и всасывает в себя – знаю, потому что вижу ее мысли.

Снаружи доносится голос – плавный, усиленный, без пола и возраста.

– НАМ НУЖНА АВРОРА О'МЭЛЛИ.

Принцепс.

Фин отвечает по нашему каналу связи, растягивая гласные:

– Никто не желает объяснить Его Высочеству, что вежливость рекомендует говорить «пожалуйста»?

Скарлетт оставляет брата у окна и спешит занять мое место, встав на колено.

– Иди, – тихо говорит она мне, и когда я отпускаю руку Кэт, тут же ее перехватывает.

Я пробираюсь туда, где Тайлер ведет наблюдение через окно. Лианы вокруг него выжжены, но я вижу, как шевелится обугленный усик, нащупывает путь через нижний край окна, ищет опору прямо в тот момент, когда я пригибаюсь рядом с ним. Если буду держаться поближе к стене, то смогу выглянуть, не давая возможности стоящим внизу увидеть меня.

На сине-зеленой щетине травы возле реактора стоит приземлившийся шаттл. На нем эмблема «Беллерофонта», из корпуса вылез посадочный пандус. Принцепс стоит внизу в своем ослепительно-белом костюме, вокруг него кружится и падает пыльца. Рядом с ним второй агент ГРУ в обычном темно-сером, и еще вокруг шаттла десятки и десятки других фигур.

Не агентов ГРУ. И их много, очень много.

В толпе встречаются несколько шимпанзе, их мех покрыт мхом и клубнями. Но под плащами серебристых лиан, под цветами, вросшими в их волосы и вылезающими из глаз, я узнаю остальных.

Люди.

Колонисты.

– А, Аврора! – хоть я и укрылась за краем окна, Принцепс глядит прямо на меня. – Вот и ты.

Я осмеливаюсь выбросить щупальце собственного полночно-синего с точками звезд разума в зелено-серебристо-сине-серую мглу кустов и лиан снаружи. Пытаюсь найти разум Принцепса, увидеть его подробнее, но это как радиопомехи – слишком много надо ощупать, и я не могу среди помех найти цель.

Снова раздается тот же лишенный выражения голос Принцепса. Не знаю, ощутил ли он вообще мою попытку.

– МЫ ТАК ДОЛГО ЖДАЛИ ТЕБЯ, АВРОРА.

– Подождите еще малость, – отвечаю я, заставляя голос звучать твердо. И он не дрожит. – И снова лет через двести попробуйте.

– ТЫ СКРЫЛАСЬ ОТ НАШЕГО ВЗОРА, МЫ НЕ МОГЛИ ТЕБЯ НАЙТИ.

– И нечего было искать, я не ваша!

– ТЫ СКРЫЛАСЬ В СКЛАДКЕ, ТЕПЕРЬ МЫ ЭТО ВИДИМ. ЭШВАРЫ ТРУСЛИВО СПРЯТАЛИ ТЕБЯ ТАМ. ТАКОВА ВСЕГДА БЫЛА ИХ МАНЕРА, ИХ СЛАБОСТЬ. ТУ ЖЕ САМУЮ СЛАБОСТЬ МЫ СЕЙЧАС ЧУВСТВУЕМ В ТЕБЕ. ТЕБЕ НАДО БЫЛО ПРОСТО ДАТЬ НАМ СЖЕЧЬ СЕБЯ НА ОРБИТЕ. ГЛУПО БЫЛО С ТВОЕЙ СТОРОНЫ ПРИВЕЗТИ СЕБЯ К НАМ.

Тай у меня за спиной кладет мне руку на плечо, будто боится, что я сейчас покажусь, высунусь в окно и спорить начну. Но я стою тихо и наблюдаю, потому что Принцепс поднимает обе руки к шлему и щелчком пальцев освобождает замок.

Я застыла на месте и вижу, как медленно, невозможно медленно, одним движением, уложившимся в две секунды и 13,8 миллиарда лет, он снимает шлем и показывает мне свое лицо.

И за миг до того я знаю, что сейчас увижу.

Все равно это как удар, лишающий дыхания, силы, способности мыслить…

Под толстыми листьями, распускающимися из правого глаза, под серебристым мхом, струящимся по сереющей коже и уходящим под воротник, я вижу черты того самого лица. Круглые щеки, морщины поперек лба, которые, как шутя говорила мама, появились у него в пятнадцать лет, потому что мир настолько удивил его.

– Папа…

У меня в мозгу мерзкими гнойными разрезами поперек туманности серебристых точек теснятся слова. Как будто я снова вернулась в момент нашего последнего разговора.

Спасибо тебе за пожелания ко дню рождения, папочка.

Спасибо за поздравления с очередной победой на всемирке.

Но более всего спасибо тебе за вот это.

Я бросила трубку прежде, чем он успел ответить. Не видя, как я его задела. Как больно ударили его мои слова.

– Я скучал без тебя, Цзе-Линь, – говорит он.

Сердце мое взрывается, лопается пополам.