– Спасибо, все нормально, – говорю я. – Он рассчитан на носку в течение нескольких дней при необходимости.
Скарлетт кивает. Если я доволен, ей этого достаточно.
– Как думаешь, твоему кузену можно доверять? – шепчет она. – Мне чутье подсказывает, что да.
Я киваю:
– «Твое логово запечатано твоей семьей» – так говорят в моем клане.
– Не слышала такой поговорки, – признается она, продолжая говорить тихо. – Что это значит?
– Что мы можем ему доверять.
Я считал, что уже ответил на ее вопрос, но Скарлетт продолжает глядеть на меня, ожидая продолжения. Даже когда мучительно хочется спать, Лик не упустит возможности узнать что-то новое о чужих правилах поведения. Я вздыхаю и пытаюсь объяснить:
– Ты ведь знаешь, что мы на Траске живем под поверхностью земли из-за ветров? Они переносят острую каменную пыль, которая при попадании в легкие может убить.
– А запечатанный вход в логово ее не пускает? – предполагает она.
– Именно. Когда строишь новый дом, вся твоя семья приходит и из пета-глины делает уплотнитель, которым запечатывает края твоей двери. Это целая церемония и притом жест доверия. Участвуют в этом все.
– Понимаю, – говорит она задумчиво. – Ты показываешь родным, что доверяешь им, когда даешь запечатывать щели. Если они сделают это плохо…
– Верно, ты умрешь. Так что делаешь серьезные печати, потом закрываешь дверь и за ней сражаешься, если приходится. Дариэль нам гадости не сделает, потому что мы – одна семья. – Я ухмыляюсь: – А еще потому, что мои бабули – дамы весьма страшные.
Скарлетт на миг стихает, потом говорит как-то мягче, тем же шепотом.
– Тяжело, наверное, быть вдали от семьи.
– Мне? – фыркаю я. – Как раз нет. Меня рано ото всех отослали.
Она смотрит так, будто не до конца верит, но тему не развивает.
– Попробуй отдохнуть, – предлагает она. – А я пока побуду на страже.
Экипаж разбирает спальные места – все чертовски устали после драки на «Сагане», потом на «Беллерофонте», а после здесь, в Складке. Здоровенная фигура Кэла размещается на верхней койке, Аври и Зила свернулись вместе на нижней. Тай на полу – похоже, наш доблестный предводитель собирается спать, сидя у стены, о чем, я уверен, он
И Скарлетт, и я знаем, что мне понадобится нижняя койка, так что я молча передаю ей подушку и одеяло, и она устраивается на полу возле брата. Я ложусь на матрас, глядя на ботинки Авроры, свешивающиеся через край койки надо мной. Судя по свету на потолке, она снова уперлась в свой подержанный унигласс, поглощает информацию со всей доступной скоростью.
Она такая малышка, не больше Зилы. Ничего в ней не намекает на те беды, что она на нас всех навлекла. Вот только когда у нее начинает светиться глаз…
Я знаю, что мы из-за нее так глубоко увязли. Знаю, что разумным ходом было бы сдать ее ГРУ и молиться, чтобы трибунал не упек нас за решетку. Но я всю свою жизнь провел снаружи, заглядывая внутрь. Был проблемой. Бременем. Уродом.
Как и она.
И это меня научило одной вещи.
Я лежу в темноте, смотрю, как Скарлетт приглядывает за нами. Она протягивает руку, поправляет одеяло под подбородком у Кэт, подтыкает одеяло своему брату. Есть в ней что-то такое, под стервозностью и сексуальностью. Что-то почти материнское.
Золотой Мальчик о нас заботится, потому что мы – его экипаж. Он за нас в ответе.
Скарлетт же заботится о нас просто потому, что мы ей небезразличны.
Она перехватывает мой взгляд.
– Финиан, спи, – шепчет мне.
Я закрываю глаза и засыпаю под убаюкивающее дыхание своих товарищей.
Мне снится дом, Траск, его красное солнце и распростертые улья городов, уходящие глубоко под землю. Мне снится, что я стою наверху, и идет снег, снежинки сыплются крупой с неба и укрывают безжалостную каменистую поверхность бесконечным толстым одеялом всюду, куда достает взгляд.
И вот самая странная вещь:
Если мне не изменяет память, снегу не полагается быть синим…
Просыпаюсь от шепота: Тайлер спорит с Кэт.
– Плевать мне! – шипит она. – Это чертова жуть, Тай. И мы в ней по самые уши. Она – разыскиваемая беглянка. Ее надо сдать.
– Мы даже не знаем, что это, – напоминает он ей так же тихо.
Слышится голос Зилы:
– Кажется, повторения одного и того же изображения.
Я откатываюсь от стены, где лежал, свернувшись клубком. Главные сервоприводы и мускульное плетение активизируются сразу же, хотя пальцам нужно время, чтобы начать четко двигаться. Разлепляю глаза, меня приветствует наша захламленная комнатка и…
При свете от унигласса Кэт я вижу узор – один и тот же узор, – повторяющийся снова и снова люминесцентной белой краской. Он на каждой грязной стенке, на каждом люке, на каждом ящике и медленно сползает на пол, где здоровенная версия того же узора занимает все пространство, не занятое спящими членами экипажа.