Напоминание о прошедшем времени действует на нее как удар под дых. Она опускает глаза и поджимает губы, тяжело глотая слюну. Дариэль замечает эту перемену настроения, но Скарлетт быстро его отвлекает.
– Так он вроде коллекционера? – спрашивает она, придвигаясь ближе. – Кассельдон этот Бьянки?
– Он тут
– Я САМ МОГ ТЕБЕ ЭТО СКАЗАТЬ, – чирикает голосок из нагрудного кармана Авроры.
– Тихо, Магеллан! – шепчет она, поднимая руку, чтобы его успокоить. – Позже.
– СЕРЬЕЗНО, – продолжает унигласс. – Я В СЕМНАДЦАТЬ РАЗ УМНЕЕ ЛЮБОГО…
– Беззвучный режим, – отсекает Тайлер.
Я смотрю на Аврору, приподняв брови:
– Ты дала униглассу имя?
Аври быстро на меня косится:
– На нем было написано: «Назовите ваше устройство», когда я его включила.
– Ну, да. Вроде как «Унигласс Фина» или что-то вроде того.
– А я оригинальна.
– Можно и так сказать, – фыркает Кэт.
Дисплей Дариэля снова останавливается, и вдруг у него на экране – наш загадочный объект. Это скульптура из странного металла. И форма у нее точно как у нашего трехпалого друга, наляпанного краской по всей комнате. У статуи вместо глаз – драгоценные камни, левый – полированный черный оникс, правый – блестящая жемчужина. На груди, где должно быть сердце, ромбовидной формы бриллиант.
– Что это? – спрашивает Тайлер с едва слышным оттенком нетерпения.
– Здесь написано, что это религиозный артефакт из… империи эшваров? – Скарлетт наклоняется прочитать подзаголовок и тихо присвистывает: – Считается, что ему миллион лет.
– Что за чушь! – усмехается Кэт.
Но у Аври расширяются ее разные глаза, и она таращится в экран Дариэля, будто изображение ее двинуло в зубы. И говорит еле слышным шепотом:
– Эшваров?
– Да липа это, – говорю я. – Не заморачивайся.
– Что именно липа? – хмурится на меня Кэл.
– Эшвары – липа. Это просто страшилка, Эльфенок.
– Вранье сплошное, – кивает Кэт, и я мысленно помечаю этот день в календаре, потому что впервые на моей памяти она согласилась со мной хоть в…
– Кто или что такое, – спрашивает Аври куда более резким голосом, – эти самые эшвары?
– Бабушкины сказки, – отвечает ей Дариэль.
– Выдумка, – киваю я. – Считается, что была такая раса миллион лет назад – эшвары. Только свидетельств о том, что она вообще существовала, нет.
– От них остались реликвии, – говорит Кэл, показывая на экран.
– Липовые, Кэл, – усмехаюсь я. – Отличный способ для торговцев диковинками вынимать денежки из богатых и глупых. Родители рассказывают детям сказки про эшваров, когда хотят вырастить из них звездных археологов.
Кэл смотрит на меня горящим взглядом своих больших красивых глаз так, что трудно сосредоточиться на смысле его слов.
– Сильдратийцы – самая древняя раса в галактике. Старше терран, старше бетрасканцев. И у нас есть легенды об эшварах. Эта раса первой преодолела межзвездные расстояния, первой нашла Складку.
– А у терран до сих пор ходят сказки о Зубной фее и Санта-Клаусе. – Кэт прислоняется к дверному косяку, сложив руки. – Что не доказывает их существования.
Аврора облизывает губы. Сглатывает слюну сухим ртом.
– Слово… «Ра'хаам» здесь кому-нибудь что-нибудь говорит?
Мы недоуменно переглядываемся, качаем головой, пожимаем плечами.
– Я просто… я уже слышала где-то слово «эшвары», – говорит она тихо. – И «Ра'хаам» тоже.
Я поднимаю бровь:
– От этого твоего старого унигласса или от…
Она качает головой:
– Нет, в сновидении.
В комнате наступает неловкое молчание. Кэт смотрит на Тайлера и качает головой. Тайлер смотрит на Аври, ощупывая пальцами метку Творца на воротнике. Аври не сводит глаз с экрана Дариэля, с изображения вращающейся на дисплее скульптуры. Она одновременно в ужасе и в восторге.
– Значит, эта вещь принадлежит Кассельдону Бьянки? – нарушает молчание Скарлетт.
Дариэль, придя в себя, кивает:
– Вместе с половиной сектора.
Мой кузен печатает на клавиатуре, и на втором мониторе появляется изображение инопланетянина. Это челлерианин – высокий, двуногий, широкоплечий. Кожа гладкая, светло-синяя, челюсть массивная, голова без волосяного покрова. У него четыре глаза, идеально круглых, ярко-красных. Мышцы всех четырех рук выступают под тканью ослепительно дорогого костюма. Улыбка белая, широкая, полная бритвенно-острых зубов.
– Бьянки? – спрашивает Скарлетт.
– Единственный, слава Творцу, – кивает мой кузен. – И неповторимый.
– Расскажи мне о нем.
Дариэль снова возвращает ухмылку и качает головой: