Звезда Даугрема

Одноглазый недоуменно икнул, с сожалением провожая взглядом уходящую наживу. Уже изрядно замерзшие, горцы недовольно ерзали на своих местах. Враг ушел, и опустевшая дорога, по которой скрылась такая богатая добыча навевала тоску и злобу. Бадр поднялся, словно не замечая вопросительные взгляды со всех сторон. Покачал головой, словно жалел о чем-то, но тут же резко повернулся на месте, потому что к нему спешил запыхавшийся ыг в грязной белой накидке.

— Говори.

— Великий вождь, там еще солнцеголовые!

— Сколько, откуда идут?

— Немного, верховые…

Бадр хищно улыбнулся.

— По местам, ждать сигнала!

Из своего убежища Бадр видел, как на ленте дороги показались взмыленные лошади, несущие усталых солдат Даугремского гарнизона. Не иначе, все, что осталось от разгромленных защитников Северного Вала. Многие были ранены, а их предводитель… Бадр едва сдержал крик радости. Сжал меч так, что побелели пальцы.

Наместник Даугрема, благородный Антан был так погружен в свои мрачные мысли, что не сразу понял, в чем дело. И лишь когда два солдата, ехавшие рядом, покатились вниз, утыканные стрелами, наместник развернул коня, ударил своими длинными как у цапли ногами по бокам испуганной лошади, и попытался бежать. Удар, ржание, и наместник кубарем летит на землю, а конь бьется в конвульсиях. Бьет черная кровь из пробитой шеи животного. Антан вскакивает, выхватывает меч. С ревом и гиканьем барады и ыги скатились на дорогу всесокрушающим ураганом, сметая сопротивляющихся. Недолгая схватка, и вот уже лишь четверо мзумцев, обступив бледного Антана, отбиваются от улюлюкающих горных дикарей. Наместник сражался яростно, насмерть, но сначала пал один солнечник, затем второй. Звон стали, крики, тяжелое прерывистое дыхание. Пораженный прямо в лицо, с хрипом падает третий солдат. Антан кричит, его тяжелый меч крутится как бешеный, и два барада с диким визгом зарываются в придорожный сугроб.

— Не дамся… — хрипит наместник, размахивая оружием. — Мрази…вонючие ыги…элигерские шлюхи…

Взмахнув руками, падает лицом вниз последний Даугремский солдат — горец с бельмом на глазу обрушил на него удар топора сзади. Торжествующе визжат дикари… Пот заливает лицо, Антан с трудом отбивает удар, его толкают в спину, и наместник падает на колено, но тут же встает. Смех вокруг. Ничего не видящим взглядом Антан озирается. Дикари обступили со всех сторон. А это кто? Кто это?!

— Мои приветствия славному и благородному наместнику города Даугрем, — голос Бадра дрожит от плохо скрываемой ярости. — Не могу передать словами, как я рад тебя видеть!

Антан задрожал, снова поднял меч, но два барада быстрыми ударами выбили оружие из онемевшей от усталости ладони. Удар в поддых, и наместник, хватая воздух ртом, корчится у ног торжествующих горцев.

«Он похож на цаплю, — подумал Бадр, — или на аиста. Такой же нескладный…»

Бадр, сын Яндарба, вложил меч в ножны, сделал знак рукой. Несколько ыгов потащили упирающегося, обезумевшего от страха наместника к ближайшему дереву. Еще два горца быстро развели костер. Бадр отправил вниз по дороге разведчиков, вдруг кто-то еще пожалует…

Антан заскулил, дернулся от удара по ребрам. Он был крепко привязан к стволу дерева и уже не чувствовал затекших рук и ног. Жмурясь и вереща, выдержал еще один удар, на этот раз в лицо. Сплюнул кровь, захрипел, когда одноглазый ыг рывком схватил его за волосы, резко вздернув подбородком вверх.

— Нет… - прошептал Антан в ужасе, извиваясь, словно червяк. — пожалуйста, юноша… я… сожалею… прости…

— Ормаз простит, — очень тихо ответил Бадр, поднимая раскаленный прут. — Держите ему голову!

От дикого животного крика беспокойно взлетела ввысь усевшаяся было передохнуть на елях небольшая семья воронов. Птицы закаркали и долго еще не решались снова усесться на ветки. Крики продолжались долго, изредка прерываемые хохотом и воплями.

* * *

— Весельчак, а, Весельчак!

— Чего тебе?

— А расскажи, как твой дядя гусей разводил!

— Заткнись!

— Э?

— Заткнись, я твоей мамы бурдюк шатал во все дыры!!

Заал Косой захохотал, задергал ногами от избытка чувств. Отдышался, подмигнул серьезно взиравшему на него мхеценышу, что восседал на шее напряженно всматривавшегося в темноту Зезвы.

— Видишь, малыш, — снова хохотнул Косой, — не хочет Абессалом про семейную коммерцию рассказывать. Чувства, ну!

— Заткнись, — беззлобно повторил Весельчак, наблюдая, как мечутся взад и вперед огоньки ыговских факелов. Извлек флягу, приложился к ней, причмокнул, огляделся враз подобревшими глазами.