Звезда для гитариста

– Ты легкая, – он тянет к себе и обнимает большими руками, но я остаюсь на коленях, сжатая в клубок. – Замерзла. Иди сюда. А если бы я не встал отлить, окоченела бы здесь? Лисса – умничка, хоть пригрела тебя, даже малявку сюда перетащила, смотри. Блять, что это Вера? – он приподнимает мои искусанные руки, а я прячу их за спиной и опираюсь в ребра радиатора и пытаюсь размять затекшие ноги. Кошка, и правда, скрутилась пушистым калачиком и лежала в ногах, а меня от этого домашнего уюта еще сильнее ломает. Отворачиваюсь, потому что не хочу смотреть Игорю в глаза.

– Я спрашиваю, что это? – его тон жесткий и немного пугающий, хочется спрятаться под руками и попросить, чтобы оставил одну.

– Поцарапалась, – выдыхаю.

– Думаешь, я совсем идиот? – он пытается взять меня на руки, но я отмахиваюсь. – Тогда вставай и иди в кровать, или я тебя сейчас сам отнесу! Маленькая несносная женщина-Рэмбо.

– Иди. Я сейчас, – говорю в сторону. Мне так тяжело не разрыдаться, тяжело не броситься ему на шею и все-все рассказать. Но я знаю, что утром я буду жалеть, что утром он будет смотреть на меня, как на грязную тряпку.

– Ты меня сейчас доведешь, булавка, – шепчет Игорь и тянет за руку. – Иди сюда, глупая. Мужики от таких потрясений ломаются, а ты боишься слабость показать? Зачем прячешься в панцирь? Я ведь сто раз доказал, что не обижу. Да я за тебя любому глотку порву. Люблю же тебя, дурочка. Люблю. Не веришь, что ли?

– Не нужно, Игорь, – поднимаю на него заплаканный взгляд. – Я не смогу так жить. Мне слишком сложно верить, я не умею верить! – голос сам срывается в крик. – После того, что он со мной делал, я разучилась любить! Понимаешь?!

Глава 36. Вульф

Мне хочется завыть. Откровенно вытянуть морду в потолок и завыть. Но вместо этого я сгребаю Веру к себе, преодолевая тянущую боль в боку, и шепчу:

– Ты забудешь обо всем.  Я обещаю тебе. Разучилась любить? Научу. Не захочешь любить? Не нужно. Просто доверься. Доверься, моя маленькая булавочка.

Я чувствую, что она не просто дрожит, она прячет крик за тонкими губами, смыкает веки, выжимая поток слез, чтобы я не видел ее отчаяние, и сдавливает пальцами мои руки до сильной боли.

– Не все такие суки, как Марьян, – я ее немного встряхиваю, отчего рана отзывается острой пикой под ребрами. – Я докажу, Вера! Если тебе сложно говорить о том, что с тобой случилось, не стану спрашивать. Никогда не буду. Слово даю. Слышишь? Но только доверься, не запирайся, впусти меня немного глубже.

– Я же за тебя, дурак, боюсь, – она сипит и проливает на меня расплавленное олово глаз. – Мне на себя давно плевать. Я пять лет живу только чтобы человека найти, так бы давно спрыгнула с моста.

– Не нужно никуда прыгать. Я помогу тебе. Мы найдем, кого угодно. Хоть на другом краю земли, да, елки-палки, ради тебя в другой мир полечу. У меня есть знакомые, влиятельная семья, верные друзья. Они поддержат.

– Ты впутаешься, а я потом буду корить себя, что не смогла сберечь самое ценное, – Вера запинается и прячет лицо у меня на груди. – Я так за тебя боюсь, – добавляет пронзающим мою душу шепотом.

У меня дыхание спирает от ее откровений. Пусть не слова о любви, но это уже хоть что-то. Потому что этот крик «Я разучилась любить!» не на пустом месте. Это результат того ужаса, что она пережила.

Невыносимо вот так: ходить по краю, понимать, что прошлое перемололо мою булавочку, как мясорубка мясо, и восстановиться после такого очень сложно. Я помню, как у нас в универе девчонка выбросилась с восьмого этажа после насилия. Компашку ублюдков посадили, но от этого не легче. Жизнь человеку не вернешь. А девочка мирная и тихая была, я даже думал приударить, а потом это…

– Вера, Вероника, я не маленький, не ребенок и отвечаю за свои поступки и слова. Нужно будет – брошу группу, продам бизнес, и мы уедем зарубеж. Начнем все с нуля.

– Звучит сказочно, но я считаюсь умершей, – горько приподнимает уголок губ Звезда, – а Веры Свиридовой не существует. Разве что пешком через границу пойдем.

– Да хоть вплавь, – приглаживаю ее растрепанные короткие волосы, выкрашенные в золотистый блонд. Запускаю пальцы в мягкий шелк, перебираю и улыбаюсь, когда маленькая измученная женщина доверчиво ластится к руке, точно Лисса, что прижалась к ее ногам.

Я рыжулю возле мусорки нашел: с вырванным куском шерсти на спине и окровавленными лапками. Думал, что не выживет, но она смогла – поднялась, распушилась, а потом мне еще потомство притащила. Лисса хотела жить. И моя булавка хочет. Я вижу сильный огонь в ее глазах.

– А кто такая «И»? – вдруг спрашивает Вера и сводит ниточки бровей на переносице. – Почему она тебе пишет? Я так понимаю, не первый раз.

– Пойдем в кровать? Я все тебе расскажу, – даю ей свою ладонь, и впервые вижу в ее серебристых глазах надежду.

– Я немного есть хочу, – виновато прикусывает губу. – Со вчерашнего дня ни крошки во рту.

– Мой холодильник – твой холодильник. Только я посижу. Можно? Я бы тоже тост с сыром съел.

Вера помогает мне разместиться на мягкой сидушке, мнется рядом, а потом наклоняется и целует в губы.