Но, когда сбрасываю посуду в мойку, смахиваю на ладонь крошки со стола и нехотя топаю в гостиную, чтобы завалиться спать, я нахожу булавку на диване, завернутую в калачик и укрытую полосатым пледом, что связала мне Настюха. Булавка решила, что мне здесь будет неудобно, и оставила мне широкую постель наверху. Я хочу поднять ее, заставить послушаться, но, потянувшись к плечу, понимаю, что девушка уже крепко спит, а я – сейчас инвалид и отнести ее сам не смогу. Хотя она и перышко, но прострелы под ребром дают о себе знать.
Направляюсь к лестнице, и в голову врезается жуткая мысль, бросающая меня в лютый холод. Вера утром сбежит. Я буду сладко спать, а она шмыгнет в дверь, и я ее не найду больше. Потеряю навсегда. Нельзя этого допустить. Не отпущу. Вместе влезли в это дерьмо – вместе и выберемся.
Диван не лучшее место для моей больной спины и большого роста, но я его покупал не для лилипутов – поместимся. Аккуратно ложусь рядом с Верой, прижимаясь к узкой спине. Рука сама тянется к плоскому животу, даже через ткань футболки чувствую, какая гладкая у девушки кожа. Мне и укрываться не нужно – она такая горячая, как только пар не идет.
Стояк на всю ночь обеспечен, потому я стараюсь не двигаться, закрываю глаза и заставляю себя отключиться. Фокусируюсь на ноющей боли в спине, чтобы прогнать кровь куда-то в другое место, не в пах, но оно, зараза, не помогает. Нихрена не помогает. Девушка так вкусно пахнет, так тихо дышит, что у меня мурашки идут по телу от ее близости.
Веру из своих объятий не выпускаю всю ночь, даже в дреме. К утру она от моего жара покрылась испариной, тонкий трикотаж облепил ее соски, и мне в полутьме их отчетливо видно. От скрипа моих зубов можно проснуться, но булавка так устала, что даже не пошевелилась ни разу. Только неосознанно переплела наши пальцы и сдвинула мою руку ниже.
Издевается.
Засыпаю я под утро. Затекший, злой, усталый.
А просыпаюсь от ощущения жуткого распирания в паху. Такого острого, что хочется кричать.
Вскакиваю на постели и упираюсь в стальной горячий взгляд Веры.
– Ты температуришь, Вульф, – она ведет рукой по лбу и наклоняется к губам. Целует невесомо и снова удаляется. – Я выйду ненадолго, нужно купить кое-что.
– Нет, – выдавливаю с хрипом и пытаюсь схватить ее за руку, но девушка отходит еще дальше. – Я тебя одну не отпущу.
– Но тебе нужны лекарства, Игорь.
– Мобильный подай.
Девушка прищуривается, но все-таки приносит телефон. Я набираю старого друга, а сам не свожу с булавки глаз.
– Гроза Младший, какими судьбами? Решил вытащить на вечеринку, как года три назад?
– Давид, долго будешь вспоминать? – ржу и подмигиваю Вере. Она складывает руки на груди и прислоняется к стене. Вслушивается в каждое слово, как только не ведет ухом, словно кошка.
– До старости, болван! – бурчит наигранно Давид. – Чего звонишь, Младший? Случилось что-то? – в голосе Аверина всегда слышна улыбка. Он даже умирать будет с улыбкой.
– Да немного шкуру порвал. Поможешь?
Врач ненадолго замолкает, будто обдумывает, как мне помягче отказать. Я слышу, как стучат его дорогущие каблуки, как шуршит одежда. А затем хлопает дверь, и в уши врывается шум улицы. Он уже в пути, в этом весь Давид. Всегда готов прийти на помощь, иногда даже тогда, когда ты в ней сам не нуждаешься. Но Аверин всегда в курсе, где, что и с кем происходит.
– Я уже выехал, буду минут через тридцать. Нужно к сложной пациентке заехать – это недалеко от тебя.
И отключается, без прощания и расшаркивания.
Отдаю Вере мобильный, а сам пытаюсь встать. До приезда врача нужно в душ сходить, а то я воняю, как старый волк, да и стояк жить мешает. Придется передернуть тихонько, чтобы булавку не тревожить. Потерплю без секса пару дней, пусть она все-таки привыкнет ко мне. Привыкнет к самой мысли, что я рядом.
Смотрю в ее стылые глаза и хочу сказать спасибо, что не ушла утром, что доверилась, но не решаюсь. Когда-нибудь скажу.
– Я в душ. Сваришь кофе, Вер?
Она кротко кивает и поджимает губы.
– Ты хорошо спала? – ступать больно, но я все-таки выравниваюсь и подхожу ближе, приподнимаю пальцами острый подбородок.
– Удивительно хорошо, – шепчет Вера и прикрывает веки, пряча за густыми ресницами плавненное серебро.
– Я старался не мешать, – целую ее, также невесомо, как она меня до этого, и бреду в ванную.
Глава 39. Вульф
Воздух наполнен теплой влагой. По кафелю рассыпались бисеринки испарины. Вера купалась: кран в душе все еще капает. Аромат не моего шампуня кажется нереальным, волнующе-тревожным, щекочущим ноздри, посылающим в живот новые вихри желания. От слабости и скручивающей похоти еле иду вперед.
Нужно просто стащить трусы и забраться под воду – должно полегчать. Кожа, и правда, горит, словно я заразился гриппом. Не хватает только слечь.
Включаю кран, встаю к пластику и, прижимаясь лбом к стене, приклеиваю ладони на гладкую поверхность над головой. Вода скользит по телу холодным лентами и, отталкиваясь, разлетается в стороны веерами брызг.