Звезда и крест генерала Рохлина

Минут через пять Волков обернулся и увидел, что, прислонившись к стене, женщина спит. Он прикрыл ее полушубком и продолжал работать. Через полчаса, когда она проснулась, он, улыбнувшись, предложил ей кружку горячего чая. Сам сел напротив и, глядя на нее, тоже принялся пить чай. Позже они вышли из подвала, и пошли по разрушенному городу. Неожиданно начался минометный обстрел. Волков крикнул женщине:

— Ложись!

Он повалил женщину на землю и закрыл своим телом. Когда через несколько минут обстрел закончился, Волков встал и помог ей подняться.

— Вообще-то меня Галей зовут, — сказала женщина, отряхиваясь.

— Александр Васильевич, — представился Волков.

— Спасибо вам.

— Ничего страшного.

— У вас есть ручка и бумага?

— Есть.

Волков достал из кармана ручку и записную книжку. Галина записала что-то в блокноте и дала ему:

— Это мой телефон и адрес. Будете в Москве, буду рада видеть…

Рохлин смотрел в бинокль на президентский дворец, когда Приходченко сообщил:

— Лев Яковлевич, Масхадов на связи.

— Кузнецов не глушит?

— Нет, я предупредил.

Рохлин взял трубку и услышал гортанный; старческий голос Масхадова:

— Генерал, мы не можем договориться с политиками, давай договоримся с тобой, как командир с командиром. Надо прекратить огонь и вывезти трупы и раненых.

— Хорошо, высылай своих людей с белым флагом, мы своих.

— Давай подождем, пока подойдут депутаты — ваши и наши, — заюлил Масхадов.

Но Рохлин прервал его:

— Ты же говоришь: с политиками не договориться. Предлагаю: ты вывозишь всех своих и моих, я тоже, потом обмениваем всех на всех.

— Мне это не подходит, — подумав немного, заявил Масхадов.

— Ты же понимаешь, что тебе конец. Совмин у меня, мост перекрыт. У тебя осталось окно: сто метров. Десантники его скоро закроют. Боеприпасов у тебя нет.

— У меня все есть! — с надрывом крикнул Масхадов.

— Я же слышу твои переговоры, плохи твои дела, — спокойно ответил Рохлин.

Масхадов бросил трубку.

Завершив разговор, генерал вызвал Романа Шадрина — нового командира разведывательного батальона, сменившего раненого Гребениченко:

— Сынок, тебе необходимо выйти на проспект Победы, соединиться с десантниками и замкнуть кольцо. Задача трудная, но ее надо решить.

— Попробую ночью, товарищ генерал.

— Давай, с Богом!

Около шестидесяти бойцов разведбата во главе с Шадриным ночью вышли на проспект, но пересечь его не смогли. Вся противоположная сторона проспекта и часть домов на этой стороне были занята боевиками. Попытки прорыва обошлись слишком дорого. Половина разведчиков была ранена. Выбив боевиков из ближайшего дома, они заняли в нем оборону.

Десантники из псковской дивизии генерала Ивана Бабичева тем временем увязли в бою с обратной стороны президентского дворца, и в кольце вокруг дворца продолжала оставаться брешь, через которую уходили те, кто его оборонял.

Связь с Шадриным прервалась. Рохлин был вне себя. Он материл всех, кто попадался под руку. Послать кого-то на выручку разведчикам он не мог. Повсеместно шли бои.

Через некоторое время Шадрин объявился сам:

— Товарищ генерал, задачу выполнить не смогли. У нас около сорока раненых. Десантники нас не поддержали…

— Почему не выходил на связь?

— Батарейки сели, — прошептал Шадрин, выставив рацию, словно свидетеля.

Комбат был человеком не робкого десятка, но теперь выглядел, как проштрафившийся мальчишка. Его шепот прозвучал так обиженно и так убедительно, что подействовал на Рохлина успокаивающе.

Генерал понимал, что боевики будут зубами держать оборону единственного коридора и полсотни его бойцов эту оборону не прорвут. Была надежда на десантников, но они, похоже, не смогли быстро перегруппироваться и поддержать Шадрина, чтобы полностью окружить дворец. Однако, на комбата он был зол по другой причине: тревога за судьбу разведчиков и неизвестность, которая сопровождала их рейд, взвинтили ему нервы.

— Если бы перекрыли этот коридор, сегодня война бы закончилась, — сказал он уже другим тоном. — Ни один их командир не ушел бы.

Собрав вокруг себя испытанных, прошедших Абхазию полевых командиров, Басаев сообщил им, что положение безнадежно и надо сохранить жизни тем, кто уцелел, для будущих дел.

— Будем уходить через пустырь, другого выхода нет. Нас обложили, как волков. Как только стемнеет, будем отходить к Сунже, и переправляться на тот берег. Встречаемся в условленном месте через три дня.

Ночью боевики, около сотни человек — остатки абхазского батальона, бросились на прорыв через пустырь. Неожиданно весь пустырь накрыл шквал разрывов. Это прямой наводкой била артиллерия корпуса. Снаряды сравняли боевиков с землёй.

— Все, у Шамиля голова поехала, — сказал Рохлин узнав о гибели абхазского батальона. — Это надо же так подставиться!

Утром к Рохлину ввалился Приходченко и, улыбаясь, доложил:

— Дворец пуст, товарищ генерал!

Скопенко, который находился рядом, приказал одному из офицеров:

— Установить флаг над президентским дворцом!

Тот растерянно ответил:

— Товарищ полковник, флаг где-то затерялся. Я дал команду, его ищут.

— Найти и установить! — приказал Скопенко.