Звезда Любви

— Того барин и велел всем Юлию Львовну Аннушкой величать, когда она в себя пришла, а имени-то своего не помнит, чтобы вроде как дочка к нему вернулась. А как Юлия Львовна простудилась сильно и тоже с лихорадкой слегла, барин так перепугался, что и она, как дочка его, помереть может, всех самолучших врачей к ней приглашал, вот они и сказали ему, что нужно ее в Италию везти, там вроде как солнца больше и море, они и поехали. И когда Юлию Львовну нашли, он тоже с барином был, говорит, в карету ее нести помогал, так что все на его глазах было. Барин тогда как ее увидел, так аж лицом побелел: уж больно сильно Юлия Львовна на прежнюю графиню Закревскую походит, он все понять не мог, как такое быть может, — выпив вторую рюмку, осмелел Прохор. — Ее-то, прежнюю графиню, тут все старики и до сего дня помнят, уж такая красавица была, а потом оказалось, что нашей Юлии Львовне она бабка родная, вона как вышло-то!

— Ты, коли закончил трапезничать, то ступай. Один хочу остаться, — поднялся из-за стола Павел.

— Конечно, Ваше сиятельство, — вскочил Прохор. — Я в людской нынче переночую.

Оставшись один, Павел прилег. Сон не шел, хотя видит Бог, он безмерно устал в этой поездке. Не такой ему виделась встреча с той, чей образ так бережно хранил в памяти долгие годы. Да, неизменным остался тонкий аромат фиалки, что он уловил, едва Жюли приблизилась к нему, так же струился мягкий шелк волос, такими же, как он помнил, были огромные карие глаза, но вот взгляд стал другим. Не было в нем более той наивности юной девушки, слепо влюбленной в него и готовой ради него на любые самые безумные деяния, нынешние глаза смотрели настороженно. Не моя, — горько вздохнул Павел, переворачиваясь на живот, — не моя более! Чужая женщина в самом расцвете своей красоты, холодная и чужая, но от того не менее желанная, и при взгляде на нее быстрее бежит кровь по жилам, а желание туманит разум. Оттого и не смог удержаться в порыве коснуться ее и, кажется, напугал. Каждое слово из ее рассказа впивалось иглой боли в сердце, а уж то, как она Левашова величать изволила… Не Сергей Александрович, а Серж, будто не посторонний человек, а милый сердцу друг. Что предпринять теперь? Увезти с собой в Петербург? Да захочет ли? Мучимый сомнениями, Павел уснул уже под утро, когда улеглась наконец бесновавшаяся всю ночь за окнами метель.

Жюли так и вовсе не спала всю ночь, гадая о том, какие мысли бродят ныне в голове у ее супруга. Как холоден он был с ней, будто и не рад встрече, будто видеть ее тяжкая повинность это для него. Боже, а коли так и есть? Столько времени прошло, может, давно уж другая царит в его душе и сердце, а она, свалившаяся на голову невесть откуда пропавшая жена, и есть самое тяжкое бремя? Но тут же вспоминала касание его горячих губ к своему виску, и от этого переворачивалось и сладко замирало сердце в груди. Такой близкий — и такой далекий! Да как же можно уснуть, когда стоит открыть дверь и пройти по коридору несколько шагов, чтобы оказаться на пороге его спальни. Несколько раз Юленька вскакивала с постели и, накинув на себя капот, подходила к двери, но, взявшись за ручку, отступалась от своего намерения. Как бы ни хотелось быть с ним, стыдно было предложить себя столь откровенным образом, а еще более страшно, чем стыдно, — оказаться отвергнутой. Вернувшись в постель и поджав под себя озябшие ноги, она тихо роняла слезы в подушку, страдая от того, что одно касание его рук разбудило в ней то, что, казалось, давно умерло и похоронено. Думая о том, она то вертелась ужом на постели, сбивая в ком простыни, то, провалившись в забытье, металась и вскрикивала, чем несколько раз будила Ташу, спавшую чутким сном в будуаре.

Почти и не сомкнув глаз, Жюли поднялась едва рассвело. Рывком отодвинула тяжелые портьеры, впуская в комнату холодный свет зимнего утра. Зябко поежилась в тонкой сорочке, дрова уж давно прогорели в печи, и в комнате царила утренняя прохлада. Подышав на замерзшее стекло, потерла его ладонью и выглянула в маленькую проталину. Ух, намело! — любуясь заснеженным парком, улыбнулась она. Захотелось взять Николку да пойти на улицу, подышать морозным воздухом, поглядеть, как деревенские ребятишки катаются с горки, но вспомнив вчерашний день и все, что с ним связано, только горько вздохнула. Взяв со стола колокольчик, позвонила. Явившийся на зов лакей бросился растапливать печь, пока барыня умываться изволили. Завершая утренний туалет, она краем уха услышала топот маленьких ножек по коридору — это проснулся Николка и спешил в ее спальню за своим утренним поцелуем. Жюли улыбнулась, ожидая, что вот-вот откроется дверь, когда услышала за дверью сердитый голосок Машеньки:

— Полно капризничать, Николай Васильевич. Маменька Ваша, небось, всю ночь не спали, не вставали, поди, еще, позже зайдем к ней.