Звезда на излом (СИ)

— Как только дома вспыхнут, — обратился он к женщинам, — кричите изо всех сил. Терпите сколько можно, шумите, потом скрывайтесь по одной в погребе. Начинайте сейчас.

Столпившиеся у входа в погреб женщины атани закивали, вытирая раскрасневшиеся лица. Дориатская лучница, та, что с короной кос, сделала шаг назад и вдруг запела, запрокинув голову.

Голос ее взвился, перекрывая треск пламени, высокий и ясный. Другие дориатрим подхватили, и Макалаурэ повел плечами, отгоняя озноб. Эти синдэ не старались петь ни глубоко, ни красиво. Они прощались с городом, перечисляя его улицы и башни, и лишь пели как можно громче, чтобы их услышало всё то, что ещё оставалось от Сириомбара.

Из глаз атанийских женщин брызнули непритворные слезы, раздались рыдания.

«Высоко поднимется

Дом над Ивовой улицей,

Ветер раздует

Ленты над окнами,

Золотит солнце поутру

Светлое дерево,

Пронижет насквозь

Воды речные

Доброго Сириона…»

Против своей воли он сквозь слова увидел день, когда сложили эту немудреную песню — пронизанный светом поздний весенний день, когда поднимались первые высокие дома, и беглецы из Дориата вместе с мастерами нандор и людей Хадора рубили и складывали бревна, впервые поверив, что у них будет новый дом…

Он стиснул кулаки, радуясь обжигающей жаре, иначе нестерпимый стыд залил бы его лицо алым по самые уши, как мальчишку. Хотела певунья этого или нет, песню она вонзила метко, как тонкий кинжал в щель доспеха.

Другие его верные стояли, опустив глаза.

Грохот рушащегося поблизости дома перекрыл было песню, и женщины вскрикнули от испуга непритворно, а потом, бросив взгляд вверх, закричали изо всех сил.

Дым появился над крышей дома Ольвен. Теперь спасительный ветер с моря лишь раздувал пожар.

«Драуговы уловки! Ни одна попытка обмануть темных ещё не заканчивалась хорошо! Валар, пусть хоть теперь получится! К драугам нас, но эти-то ни в чем не виноваты, особенно мальчишки!»

Лучница все пела, срывая голос, начиная песню снова и снова, будто пытаясь заклять погибающий город, слезы появлялись на ее лице и высыхали от жара. Женщины кричали громче, хватая воздух пересохшими губами. А слух Макалаурэ ловил лязг и далёкие радостные возгласы орков за стеной…

Если все же полезут через стену, подумал он в ярости на себя и темную дрянь сразу — он их встретит здесь. До конца. Потому что не может вернуть ничего. Не может перенестись назад на Долмед и укротить полубезумного от ярости и клятвы Тьелкормо. Не восстановить Дориат, не вернуть сюда, в Белерианд из огражденного Валинора, погибших иатрим. Только рубить и рубить темную дрянь, пока хватает дыхания!

И со всей яростью того, кто побывал темной тварью дважды и едва не стал ею в третий раз.

Он потерял счёт времени, весь превратившись в слух. Была только песня, все более хриплая, только жар вокруг — и звуки за стеной. Даже рыдания и крики женщин рядом с собой он слышал словно издалека, они были для него шумом, как треск и гудение пламени.

Крики. Смех. Бряцание доспехов. Удары металла о металл, грубые и гулкие — это колотят оружием в щиты. Шума шагов нет. Нет деревянного стука и шороха — никто не тащит лестниц к стене, не карабкается на откос.

Стрелы ещё летят. Это развлечение. Ещё одно торжество победителей. Стреляют на голос и наугад, со смехом.

Не идут. Не лезут на стену.

Он очнулся от боли — уголёк клюнул Макалаурэ в щеку. Понял, что стиснул зубы и сжимает рукоять меча до боли в пальцах. Женщины жались к стене дома, некоторые уже исчезли в погребе.

Грохот. Обвалилась ещё одна крыша. Ещё несколько атанис затихли, перевели дух и убежали в темноту.

— Кано, — голос Фаньо был сухим и хриплым, лицо раскраснелось от жара, по лбу бежали струйки пота. — Пора уходить.

— Ещё немного.

Он указал на лучницу, сипло, через силу повторяющую вновь и вновь последние слова погребальной песни деревянного города, как завороженная. Остальные иатрим уже замолкли. Фаньо шагнул к ней и осторожно коснулся ее плеча. Лучница с ненавистью и слезами обернулась, готовая ударить — и остановилась. Выдохнула с трудом…

Раздался громкий треск. Дом возле них кренился, его крыша рушилась внутрь. Из последних сил женщины пронзительно закричали, отскочили к стене, кинулись внутрь погреба, тяжело дыша. Фаньо ухватил лучницу за локоть и втолкнул в двери, подхватил и запихнул туда двух других.

— Кано! — закричал ещё кто-то в испуге.

Тот, словно очнувшись, махнул рукой. Спасаясь от волны жара и от летящих углей, Феанарион с последними верными торопливо отступили в темноту.

— Уходим, — Макалаурэ без стука закрыл за собой внешние двери. Последним он спустился по лестнице, затворив неожиданно тяжёлые створы потайной крышки — снаружи к ним оказались прибиты доски пола. Лишняя защита от огня. Обнаружив на створах тяжёлый засов, он запер их изнутри, оставшись в холодной темноте.