— Троицкий ОВД, помощник дежурного Павлов слушает... — Он внезапно осекся на полуслове. — Где?! Сейчас передаю трубку дежурному.
Катя сразу поняла — что-то случилось. И случилось серьезное и страшное — лицо майора побагровело.
— Ну, дождались! — Он быстро нажал кнопку на пульте. — Опергруппа, на выезд. Двойное убийство в Никольском. Убит ребенок!
Катя тряслась в канареечном «уазике». Все как прежде, в Каменске: дежурные сутки, дежурная машина. Все возвращается на круги своя... Все. «Убит ребенок!» — два коротких слова, а за ними... Эх, взрослые, взрослые, что же вы творите? Что?! Бросаете детей собакам, топите в ваннах, морите голодом, истязаете, насилуете. Что с вами?! Будет ли конец вашему безумию?! Как его остановить? Чем? Ей вспомнился Сергеев из Каменска. «Доводись, — говаривал он, — детоубийцу лично бы в расход пустил. И рука б не дрогнула».
Она вылезла из «уазика», внимательно огляделась. Итак, не будем торопиться. Сейчас очередь за всеми этими профи — следователем, сыщиками, экспертами, прокуратурой. А мы пока хорошенько осмотрим место трагедии. Вот окраина села Никольское. Косогор, под ним протекает речка. На косогоре высокая голубая колокольня — церковь, украшенная свежепозолоченным крестом. Судя по архитектуре — модерн, начало XX века. Церковь восстанавливают, ремонтируют — во дворе кирпич, корыта с известкой, бочки краски. Однако произошло все, видимо, не в церкви, а там, внизу. На берегу реки — сотрудники милиции, «Скорая», туда со всех ног бегут Горелов и фотокорреспондент «Щита». Так, а мы пока пойдем другим путем. Катя направилась к церковным дверям.
— Ой-ей-ей, что же это делается, да за что он их? — судачат на ступеньках две старушки в болоньевых пальто, ботах и шерстяных платках: очевидцы. Их с немалым трудом только что удалили с места происшествия.
— Извините, здравствуйте, вы не скажете, как называется эта церковь? — спросила Катя.
— Предтечи, милая. Иоанна Предтечи, — закивали старушки. — Сегодня праздник тут храмовый: день новообретения усекновенной главы его многострадальной. А тут такое дело, Господи! Такое дело безбожное!
— Спасибо большое. — Катя медленно начала спускаться к реке, скользко — местами все обледенело, снег в Подмосковье долго держится, не то что в городе.
«Значит, церковь Иоанна Предтечи — Крестителя, так и запишем, — думала она. — И все случилось именно в храмовый праздник. Надо будет поточнее узнать насчет новообретения этой головы».
— Кать, ну и дела... — Она никогда не видела Горелова таким растерянным и бледным. — Ребенка из воды уже достали, сейчас мать ищут.
На грязном, истоптанном снегу у самой кромки воды расстелен офицерский дождевик — плащ-палатка. На дождевике — девочка лет шести. С белокурых волосиков, с клетчатого пальтишка текут ручейки. Личико — синюшное, строгое, скорбное. Утопленница. Маленькая.
— Есть, нашли! — Два милиционера роты стоят по грудь в воде, ледяной воде, мартовской. — Вытаскиваем!
Суета на берегу — оперативники, патруль, местный участковый принимают у добровольных водолазов тело второй утопленницы. Водолазов закутывают в шинели — и рысью марш: греться в машину. Рядом с девочкой лежит теперь молодая изможденная женщина. Тоже белокурая. На волосах запеклась кровь.
— Он ее сначала камнем по голове, — сообщает следователю участковый. — А потом столкнул в воду, а следом и девочку. Ее-то живую утопил. Швырнул с берега. Она кричала, крики и услышал сторож здешний церковный. Прибежал, а тут такие дела творятся. Так он его, нелюдя, палкой оглушил. Костылем своим.
— Этот все без сознания? — спросил следователь.
— Очухался уже. Там он, в сторожке у церковных ворот, с ним наши — Соловьев и Антонов.
— А это ведь сестра его, — зашептал Горелов Кате, указывая на утопленницу. — Родная сестра убийцы. А это ее дочь. И сестру, и племянницу угробил, вот гад проклятый! Его в кипятке бы сварить!
Катя слушала, молчала.
Судмедэксперт и следователь прокуратуры осматривали трупы, оперативники отправились опрашивать очевидцев. Местный участковый — костистый веснушчатый мужик — толковал о чем-то с низеньким хромым старичком. Тот объяснял ему что-то, яростно жестикулируя.
— Грех ведь, грех на душу взял — в великий праздник руку на человека поднял! А делать-то что было? — горячился старичок. — Ведь на моих глазах он ребеночка-то в реку кинул. На моих! Я-то кричу, бегу, да рази с моей деревяшкой побегаешь! — Сторож хлопнул ладонью по левой ноге. — Протез со времен войны. А он бросил ее, сердешную, и засмеялся, захохотал, словно бес. И ко мне, глаза-то безумные. Тут я его по голове костылем и съездил.
— И правильно, Семеныч, — гудел участковый. — Тебе медаль за то полагается. Такого зверюгу задержал!
— Что все-таки произошло? — Катя подошла к ним. — Я капитан Петровская, пресс-центр ГУВД.
— Знаю вас, — кивнул участковый. — Вы к нам на встречу с сотрудниками приезжали. Я потом статью вашу читал. А произошло вот что: есть в соседней деревне такой Волынцев Андрей двадцати семи лет.