Звезда пилота

В мираже открылся зал заседаний Большого Государственного Собрания. Зал был переполнен, а депутаты, вместо того, чтобы работать на местах, выбегали на трибуну, как в старые времена и кричали на весь зал речи, жгущие, как огонь астриона. В речах мелькал «груз постыдного наследства, доставшегося нам от навсегда прошедших времен господина Уоллеса», за ним следовал «звериный оскал социального натурализма», упоминались «станции внушения, безжалостно подавляющие живую волю несчастных людей, выброшенных из общества». Один из депутатов обличал руководство, скрывшее от общественности факт влияния регдондитового излучения на мутации земных организмов после столкновения с астрионом. Регдондит разоблачался как «орудие порабощения народов Союза Северного Полушария и повод для растраты государственных средств», а дальние засветовые полеты – «абсолютным злом для человечества, которое давно следовало объявить вне закона». Еще один государственный муж договорился до того, что Центр Человека вообще и Девятка в частности – «источник реакционных теорий и порочных практик». Заседание закончилось дракой на трибуне, в процессе которой пять депутатов били четверых, а председатель поливал всех газированной водой из бутылки.

В следующем отрывке выступал новый президент по фамилии Кторов, только что принесший присягу и заверивший ее текст идентификатором. Его физиономия мелькала в политических новостях Союза Северного Полушария уже лет десять, а потому была давно знакома.

– Присяга принесена, и что же я могу сказать вам, друзья? – говорил он, изобразив открытое и добродушное выражение на своей длинной физиономии. – Я, как и вы, верю, что нашу страну, великий Союз Северного Полушария, с его славным прошлым и бурным настоящим, ждет великое и прекрасное будущее. А все, кто виновен в печальных событиях недавнего прошлого, больше никогда не смогут этого повторить. Я сделаю все, чтобы такие государственные структуры, как Служба Безопасности, космический флот или армия, были полностью очищены от лиц, сотрудничавших с преступной властью социал-натурализма. Будут отменены все категории, кроме двух – гражданин Союза Северного Полушария и социал-натуралист, поставленный вне закона и не имеющий никаких гражданских прав. Земля должна гореть под ногами врагов гуманизма! Исследования генетики человека будут поставлены под строгий государственный контроль, и те, кто пострадал от подобных исследований, получат соответствующую компенсацию.

– Надо же, до чего договорились, – вздохнул Верховер. – Теперь будут вместо мутантов отлавливать социал-натуралистов, и точно так же лишать их гражданских прав. Расставили всех по порядку номеров и считают: первый, второй, следующий… Сначала с одного конца считают, потом начинают с другого. А кто решает, с какого конца считать, и в чьи головы вживлять жуков? Все те же непотопляемые политики.

После ночного боя он полностью доверял Первому и разговаривал с ним в открытую.

– Что теперь будет с Девяткой – закроют? – вслух спросил Бентоль. – Когда в деревню летели погромщики, Мади переслала отчет Гардону в Девятку, но, видно, зря.

– Джесс Гардон все еще остается заведующим лабораторией, – ответил Верховер. – Я узнавал час назад через генерала Панина.

– Гардон боится начальства, – Бентоль вспомнил невозмутимого и вежливого нового заведующего. – Как он вообще занял это место?

– Не обязательно на всех давить и кричать, как Ларс. Джесс – хороший дипломат. Двенадцать лет назад после скандала он смог уберечь и Девятку, и научную школу, и, как я понимаю, тебя самого. Тогда он спас лабораторию, и теперь сможет. Так что ваш отчет в хороших руках. Да и я отослал дубликаты всех рапортов и отчетов прямо в Министерство Обороны с идентификацией. Там если и не дадут сразу хода всему этому, то, по крайней мере, не потеряют.

Он помолчал, слушая, как перебивая друг друга, рассуждают в мираже журналисты о начале новой эры. Бентоль тоже молчал, стараясь поудобнее устроить больную ногу. Когда-то он был всеми уважаемым Первым, потом превратился в отверженного мутанта, теперь мог снова стать полноценным гражданином, если бы вернулся на Землю. Будто угадав его мысли, Верховер заговорил.

– Но на Земле сейчас все меняется, Бено. И может быть, скоро ты получишь шанс вернуться. Пока ты только временный гражданский сотрудник в военном экипаже «Зари», и официально работаешь только на Стике. Если тебя будут считать пострадавшим от прежней власти, ты сможешь стать полноценным гражданином. А когда у тебя будут все права, любой адвокат докажет, что происходившее на «Солнечном ветре» – твоя самооборона плюс несчастный случай, а все последующее – вынужденные меры. Не скажу, что все обязательно получится, суд может принять любое решение, да и правительство тоже, но шанс у тебя будет. У меня шансов нет – слишком долго я был сотрудником Девятки. Я не расставлял учеников по номерам и не отправлял их на утилизацию, но я был там, и ничего не мог сделать. Поэтому я уйду в отставку и останусь здесь, на Стике.

Бентоль кивнул.