Звезда Серафима Саровского… Звезда любви…

– Нет, не в деньгах, Станек!.. – твердо заверил его Михаил. – На данный момент денег у меня вполне достаточно. Я же говорил тебе, что отец положил на мой счет в банке приличную сумму. Я и родителям деньжат оставил… Маловато, конечно, мог бы и больше… Но ведь я потратился на покупку безумно дорогих картин. Говорил уже тебе об этом… А вообще, Станек, если честно – домой, в Каленевцы, очень сильно хочу! Хочу снова быть маленьким… Хочу, чтобы снова жив был мой щенок Пронька. Хочу убежать с ним, с моим хвостатым дружком, далеко-далеко в луга, туда, где не ступала нога человека, туда, где ни души! Хочу жить подальше от всех людей, не думая о том, кто я по своей сути – барин или батрак. Как нам хорошо было вдвоём с Пронькой! Как я скучаю по той жизни, по красотам наших мест! Ведь нет ничего красивее наших лесов и лугов, наших рек и озер. Нет для меня никого ближе и роднее моей матушки Ганки. Плохо мне без нее, – снова заплакал он…

– Не знаю уже, что и думать, Михаська, – сильно помрачнел Станислав. – Прости меня, если я тебя обидел… Сам не пойму, чего это я все к тебе цепляюсь… Наверное, хочу, чтобы ты был более жёстким, более злым, нежели добродушным человеком… К твоему образу не идет быть слишком уж покладистым. Таких людей не любят, брат… И я таких людей не люблю… Меня это раздражает… Ты внешне очень величественный… Кажешься неприступным… А как начнешь с тобой общаться, делаешься уж слишком легко доступным. А ведь чем больше человек недосягаем, тем он интереснее для окружающих. Люди любят завоевывать друг друга, а все, что судьба преподносит им на серебряном блюде, быстро теряет к себе интерес.

– Не знаю, может, ты и прав, Станек, но я такой, какой есть… И это уже твоё дело – принимать меня таким… или послать куда подальше. Но уж коли мы вместе, будь немного учтивее со мной. Не угнетай меня своими упреками, касающимися моего плебейского происхождения. Сам знаешь, что на всё промысл Божий. Это ему захотелось, чтоб я терзался между двумя своими предназначениями – простолюдина и господина. А я человек совестливый, и то, что мне по праву не принадлежит, выдирать у судьбы из горла не умею. И не хочу уметь! Вот и сейчас терзаюсь в душе тем, а имею ли я вообще право ехать в столь знатный дом, как дом господ Медведских?.. Кто я такой, чтобы находиться среди столь почтеннейших людей? Поэтому, чем ближе и ближе приближаемся мы с тобой к имению господ Медведских, тем больше и больше какой-то мандраж меня бьёт. Тревожусь я о чём-то сильно… Ох, тревожусь!.. Душа болит и болит…

«О-о-о, как там все сло-о-ожно… – глядя с изумлением на растревоженного своего друга, прямо-таки отпрянул от него Станислав. – Не буду его больше беспокоить ничем, – решил он для себя. – Пусть побудет сам с собой… Пусть… Да и мне надо подумать над своими словами… Может, я и впрямь в чём-то не прав…».

И Станислав умолк, не смея больше тревожить своего друга Михаську, который вновь стал погружаться в себя… Сердцем своим и душой он уже вновь был далек от Станислава, тихо сидящего рядом с ним и страшащегося потревожить его, страшащегося помешать ему побыть наедине с самим собой…. наедине со своими мыслями…

IV. Барон Стефан-Райнхольд Ордоновский

Михаил же снова в своих мыслях оказался в родных его сердцу Каленевцах, окруженных сказочной природой. Там, где проходило его детство, отрочество и юность.

Места вокруг деревни Каленевцы и вправду были восхитительными – деревню окружали живописные луга, усыпанные ромашками, васильками, лютиками, маками…

Среди этих лугов, сколько берёт глаз, виднелись многочисленные голубые озера, поросшие белоснежными кувшинками. Атласная гладь этих озер отражала в себе бездонное небо и кроны отдельно стоящих лиственных деревьев, плавно переходящих в пролески, а затем в густую чащу леса. А ещё в этих местах протекала неширокая и совсем неглубокая, но с быстрым течением и прозрачной водой речушка. В теплых, хорошо прогреваемых солнечными лучами водах речушки резвились стайки серебристых рыбок, а на поверхности воды всеми цветами радуги искрились солнечные зайчики.

Романтизм данному пейзажу придавала приютившаяся где-то там, ближе к линии горизонта, старая деревянная церквушка, добросовестно служившая жителям окрестных деревень посредницей между ними и Богом, да еще почерневшая от времени и покосившаяся на один бок деревянная мельница, устало вращающая на ветру своими размашистыми лопастями.

С малых лет всем своим сердцем полюбил Михаська эти сказочные места. Ещё пятилетним ребенком он стал неотъемлемой их частью. Убегал на целый день из дома в луга и резвился там на мягкой зелёной траве, собирал ягоды на земляничных полянах, а иногда сидел на берегу голубого озера и любовался белыми кувшинками. Любил собирать в полях для своей мамы синие колокольчики и васильки летом, а ранней весной – синие подснежники, считая, что эти цветы одного цвета с ее синими глазами.