— Ладно. Я объясню вам, что к чему, а вы уж сами разбирайтесь. Во-первых, работает она по ночам. И не больше двух-трех раз в неделю. Обычно в выходные. Бывает, не работает всю неделю. Можно предположить почему, если вы понимаете, о чем я говорю.
— Я понимаю, — медленно ответил Джандер. — Но ведь она с тем же успехом может быть официанткой или подрабатывать на заводе.
— Да, но она не берет с собой ни фартука, ни комбинезона. Она надевает крупные серьги, причесывается по последней моде и платье, которое она надевает на себя, весит, я думаю, не больше носового платка.
— Она сильно красится?
— Нет. Никогда. Ей в этом нет необходимости. Так же, как и в высоких каблуках. Когда она проходит по комнате своей особой походкой, ощущаешь, что перед тобой что-то очень ценное. Вечером, когда она идет работать и сходит к нам по лестнице, кажется, что не может она заниматься ничем…
Джандер не слушал, глядя в темноту. Свет лампы отражался в стеклах машины, и блики словно плясали в воздухе вокруг Веры, стоявшей в пяти метрах от них.
На ней были длинные серьги, рыжеватые волосы уложены в сложную прическу. Белое пальто из шерсти и шелка было не застегнуто и позволяло видеть плотно обтягивающее ее белое платье в блестках. Левая рука была изогнута и упиралась в бок. В правой она держала ружье.
Глава одиннадцатая
Она медленно подходила к ним, не целясь ни в кого, но готовая выстрелить в любой момент. Джандер взглянул на Рензигера. Человек с седыми волосами стоял, опустив голову. Он тяжело вздохнул.
— Подними-ка лампу, — сказала Вера.
Рензигер повиновался.
Вера подошла ближе и остановилась. Теперь она держала ружье двумя руками.
— Слушаю тебя, — обратилась она к Рензигеру.
— Тут не о чем говорить. Ты сама видишь.
— Давайте я объясню… — начал Джандер.
— Помалкивайте, — сухо бросил Рензигер. Он обернулся к Вере. — Ну и что ты хочешь, убить меня?
— Я думаю. — Дулом она указала на Джандера. — Это он уговорил тебя?
— Мы не разговаривали, — сказал Рензигер.
Взгляд Веры стал жестким.
— Ну, выкладывай. Все до конца.
— Да не о чем и рассказывать. Я смотрел на него и думал, что это его последняя ночь на земле. А он ни в чем не виноват. И чем дольше я думал, тем больше это меня мучило. Ну я и сказал себе: выведи его отсюда. Освободи его.
— Ты знал, чего тебе это будет стоить?
Рензигер вздохнул еще тяжелее.
— Знал, конечно.
— И тебе было все равно?
— Да нет, какое уж там. Просто я не мог ничего с собой поделать. Я просто обязан был вывести его из дома, вот и все.
— А почему ты сам вышел вместе с ним?
— Здесь ведь не прямая дорога. Я должен был ему показать, как обогнуть дом и выйти на тропинку.
Она взглянула на «понтиак».
— Ты ведь знал, что я оставляю ключи в машине.
— Я не разрешил бы ему взять машину, и ты это отлично знаешь.
— Я знаю только, что ты оставил ружье в доме. А он моложе и сильнее тебя. Он мог бы завладеть машиной.
— Он бы этого не сделал.
— Почему ты так уверен?
— Я сказал ему, что это твоя машина. Ведь не стал бы он уводить твою тачку? После всего, что ты для него сделала?
Она недобро взглянула на него, но ничего не сказала.
— Ведь ты столько сделала для этого парня…
— Заткнись! — прошипела она.
Но Рензигер продолжил:
— Ты ведь очень старалась. Отвела его в хижину, а не в дом: ты знала, что его здесь ждет. А потом ты принесла ему одежду и пищу. Согласись, что ты тоже пыталась. И если бы не возник Гэтридж, ты бы его спокойно отпустила.
— Вы неплохо поговорили, не так ли? И ты заглотал наживку. Ты все ему доложил. Почему мы приехали сюда и вынуждены здесь оставаться.
Рензигер молчал.
— Идиот, — сказала она и отступила на несколько шагов, подняв при этом ружье. Она держала теперь под прицелом их обоих.
— Кто тебя просил болтать? Ты ставишь меня в безвыходное положение. Ты лишил меня выбора.
— Ну, так стреляй. — Рензигер устало показал на ружье. — Давай.
— Прошу тебя. Скажи честно. Зачем ты ему все рассказал?
— Это было до того, как я решил его отпустить. Я подумал: вот парень, от которого хотят избавиться. Он имеет право, по крайней мере, знать причину.
— Ты просто невозможный. Сначала ты рассказываешь ему все, а потом решаешь его отпустить.
— Я знал: то, что я ему расскажу, дальше не пойдет.
— Как же ты мог это знать? Он что, подписал договор?
— Можно по-разному знать. Достаточно посмотреть на него…
— Ну и кого ты видишь? Иоанна Крестителя?
Человек с седыми волосами слабо улыбнулся.
— Ты прекрасно знаешь, кого я увидел. Ты и сама поступила так же, когда нашла его на пляже. Стоит на него взглянуть и сразу видно, из какого он теста.
— Ты выступаешь за него.
— Мы оба, — уточнил Рензигер. — Ты и я.
Она глубоко вздохнула и медленно выдохнула, потом повернула голову в сторону дома.
— Дерьмо! — проговорила она, опустила ствол и передала ружье Рензигеру.
— Вера, послушай меня, — заговорил он. — Нам надо условиться, чтобы отвечать одинаково. Они станут допрашивать нас порознь.
Она задумчиво потерла подбородок.