Звездная карта царя Саула

– Жаль! – выдыхая дым, покачал головой царевский краевед. – Красивый волжский городок. Я у бабки-то Марьи частенько гостил с отцом. – Добродумов ностальгически вздохнул. – Она тоже самогон варила. – Егор Кузьмич очень серьезно кивнул Крымову. – Это наш фамильный рецепт. Никому – под страхом смерти!

Они уже стояли у вагона.

– А пытать будут? – поинтересовался Крымов.

– Мы, Добродумовы, стерпим. Это – как вересковый мед: лучше смерть, чем позор племени.

– Вы едете? – спросила молоденькая проводница в синем кителе. – Пора уже занимать места, граждане.

– С вами – хоть на край света, – улыбнулся Андрей. – Поднимайтесь, Егор Кузьмич, девушка ждет.

Их плацкартный вагон опять оказался полупустым. Поезд летел вперед, изредка выгибаясь в дугу, резал великие пространства Среднего Поволжья. Там откроется поле, тут блеснет озерцо, вырастут дальние леса. Убаюкивал перестук колес. В Бобылеве путешественники должны были оказаться в полдень. Егор Кузьмич Добродумов храпел на своей полке, ядовитыми парами выталкивая из себя вчерашний коньяк, водку и самогон, выпитый с оренбургскими агрономами. А Крымов рассматривал карту предместий города Бобылева. Рядом лежала ксерокопия графского документа.

Город Бобылев был основан в 1581 году как крепость на берегу Волги, когда царские войска осваивали Дикое поле, контролируемое ногайцами. Город был небольшим – 400 тысяч жителей. Поселок Воздвиженск, где когда-то было поместье Поддубное, принадлежавшее Бестужевым, находился на самом краю территории, занимаемой Бобылевом. Там протекала речушка Воздвиженка, работала известная мыльная фабрика «Коммунарка», крепко державшаяся за свой старинный бренд, и стоял дом-музей графов Бестужевых.

«Мы, графы Бестужевы, хранители карты, оставляем нашим потомкам путь к сему великому сокровищу, – вновь прочитал Крымов начало отксерокопированного документа, – спрятана карта в нашем фамильном поместье Поддубное, под городом Бобылевом. Она замурована в седьмом каменном столбу от ворот, напротив часовни, за серебристым камнем…» «Неужели речь идет о Звездной карте царей-лукомонов? – думал и гадал Андрей. – Не верится, хоть убей! Но Бестужевы-то были уверены, что, “как и было напророчено”, сокровище однажды понадобится. Но тогда что представляло из себя бестужевское “сокровище»? Нужно было выждать двести лет “от написания письма”, чтобы воспользоваться им. Письмо писалось на рубеже восемнадцатого и девятнадцатого веков. Все сходится: в очередной раз картой можно воспользоваться именно сейчас, в начале двадцать первого века. Бестужевы так и написали: “Случится это через двести лет ровно, когда минет тысячелетие, не ранее”. Подбери только камушки да разыщи карту! И Федор Бестужев, по-рыцарски хранивший верность воле своих предков, знал об этом; ведали о том отец и сын Растопчины, кто бы они ни были в этой жестокой игре; наконец, в курсе дел были и охотники за картой – таинственные убийцы Вениамина Малышева и Федора Бестужева. И только Мария Федоровна, Машенька, ни о чем не знала, поскольку являлась женщиной, и тайна Звездной карты лукомонов была для нее закрыта раз и навсегда из-за коварства царицы Астарты, жившей две с половиной тысячи лет назад.

Это, конечно, если верить всей этой несусветице».

– Бобылев, Бобылев, – пробормотал на автомате Крымов. – Что от тебя ждать?

– А знаешь, отчего его Бобылевом прозвали? – приоткрыв один глаз, под перестук колес хрипло спросил внезапно проснувшийся Егор Кузьмич.

– Отчего?

– Коньяку сначала налей, – потребовал он.

– Я могу и в интернете посмотреть.

– Так неинтересно, – готов был осерчать Егор Кузьмич. – Интересно, когда я рассказываю. У меня подробности эксклюзивные.

– А-а, ну тогда налью.

Крымов залез в сумку, достал бутылку коньяка, откупорил, наполнил тонкий стакан с ободками до половины. Егор Кузьмич опрокинул дозу, сморщился что есть силы, выдохнул.

– Возьми хоть батончик, – предложил ему Крымов конфету, заботливо развернул ее, вложил в широкую пятерню Добродумова.

– Благодарствую, – кивнул тот. – Так вот, Андрей, бобылей много было в том каторжанском поселении, потому и прозвали город Бобылевом.

– Каторжанском?

– Именно. А почему много их было? Да потому что ссылали туда беглых крестьян и прочих провинившихся. Ссылали-то ссылали, а баб-то им не хватало. На одну сотню мужиков – две-три бабы, а то и одна. Вот такое дело. Поймают, замучают до смерти, на одну меньше будет. Оставшимся бабенкам еще хуже! – Коньяк согрел Егора Кузьмича, растопил его воображение и язык. – Усыхали мужики, бобылями дохли, – пережевывая батончик, продолжал он. – В бега давались, но ловили их и назад возвращали. Сам Иван Грозный дал приказ, чтобы извести каторжанский корень. И чтоб другим неповадно было. А вот Годунов, Бориска-то, пришел и все изменил. Города по Волге нужно было укреплять. И дал он приказ – в Бобылев женский каторжанский род направить. И браки меж полами разрешить. Чего тут началось-то!

– Ты что, Егор Кузьмич, сам видел? – усмехнулся Крымов.