– Необходимо открыть эти двери, – сказал Растопчин-старший. – Ключ, товарищ Джанибеков.
Директору пришлось покориться.
– Давайте я сам, – сказал он мрачному гостю Бульмуджура.
Тряхнул связкой Ключей и открыл замок. Железная дверь тяжело подалась вперед. Они вошли в холодный коридор, где пахло отсыревшей штукатуркой.
– Вы что-нибудь знали об этом? – тихо спросил присмиревший Калим Ибрагимович у своей подчиненной.
– Понятия не имела, – прошептала в ответ Гуля. – Но так интересно! Просто жуть.
– Тут справа должен быть электрический щит, – сказал директор Джанибеков. – Вот и он. – Немного покопался, затем рванул рычажок вниз. Нажал на выключатель. Затрещали лампочки, парочка из них тут же взорвалась. Но других хватило, чтобы осветить небольшой выбеленный коридор. Фонари выключили. Джанибеков открыл вторую тяжелую дверь, все прошли еще один коридор, с нехитрой мебелью, вешалками.
– Горит еще сильнее! – не сдержался Растопчин-старший. – А у вас, Мария Федоровна?!
– И у меня разгорается, – кивнула она. – И не только своим светом, но и золотом!
– И у меня! – возликовал Растопчин-старший.
Бестужева радовалась не меньше:
– А я уже и не думала, что может быть ярче! Боже, вот это свет!
– Да-а! – азартно выдохнул Растопчин.
Махмуд Асадович открыл и третью дверь. И тоже у самого входа нажал на выключатель, но на этот раз под потолком вспыхнула люстрочка.
– Тут раньше, говорят, хрустальная висела, на пятьдесят лампочек, да какой-то крупный партийный чиновник снял и домой увез. А такую вот, из магазина, на три лампочки, повесил. Ничего, тоже хорошо.
Один за другим, кладоискатели входили в просторную комнату, похожую на кабинет крупного партийного начальника. Впрочем, таковой эта комната и была когда-то. Длинный стол под белой простыней, чтобы не запылился, по сторонам стулья в два ряда, шкафы вдоль стен. Над столом начальника, на другом конце кабинета, три портрета – Ленина, Маркса и Энгельса.
– А товарищ Сталин где? – оглядывая стены, обиженно спросил Егор Кузьмич. – Непорядок, Махмуд Асадович. Должен быть товарищ Сталин – в таком-то месте.
– Был товарищ Сталин, да сплыл: сразу после разоблачения культа личности, – объяснил доктор Джанибеков. – Ну так что, будете искать ваш Небесный камень, господа конкистадоры?
Бестужева и Растопчин переглянулись как два заговорщика, хранящие ведомую только им тайну, и двинулись парой вдоль стен. И уже скоро, на другом конце кабинета, оба затрепетали:
– Где-то близко, совсем близко! – азартно выкрикнул Максимилиан Лаврентьевич. – Камень нагревается!
– И мой! – выпалила Бестужева. – Совсем рядышком! Но сколько до него метров?
– Близко! Близко! – кипел и бурлил Растопчин. – Он там, за этой бетонной стеной, где-то там!
– А вы шкаф откройте, – доставая бутылочку из кармана, посоветовал Егор Кузьмич. – У которого стоите. – Он усмехнулся, подмигнул доктору Джанибекову. – Может, и стену ломать не придется? – Краевед свинтил крышку и отхлебнул. – Все таки – исторический объект! Махмуд, будешь? – мотнул он бутылочкой в сторону директора заведения.
– А вот буду! – выпалил тот. – Назло всем! – Выхватил из руки залетного краеведа пузырек и сделал три больших глотка. – Погибать, так с музыкой!
– Да ты красава, – сказал Добродумов. – Только не увлекайся, Махмудка, – отбирая бутылку, добавил он, – а то с непривычки накроет. Вон, смотри, боров-то свирепствует.
Растопчин ухватился за ручки шкафа и рванул их на себя – ручки отлетели.
– Лаврентий, нож!
Сын мигом подбежал к отцу, вытащил из ножен внушительный тесак. Растопчин-старший воткнул между створок лезвие и что есть силы надавил на одну из них. Треск! – и створки разошлись. Рыскнув глазами по полкам, Максимилиан Лаврентьевич отступил.
– О-о! – горячо прошептал он. – Силы небесные!
– Боже праведный! – пораженная увиденным, отступила за ним и Мария Бестужева. Тотчас обернулась к Крымову: – Андрей Петрович, это она – карта!
Растопчин-старший первым запустил руки в недра шкафа, и скоро все увидели плоский овальный предмет из черного камня. Он был увесистым. Растопчин-старший бережно поднес его к столу и положил на белый материал. Все – по обе стороны стола – окружили находку.
– Тот самый, Гуленька, который Аврелиус спер у Махалая.
– Неужели такое возможно, Андрей Петрович? – затрепетала девушка.
– Мария Федоровна обещала вам чудо – получите и распишитесь.
В черном камне с едва заметными серебристыми прожилками было семь гнезд, а рядом – отпечаток человеческой руки.
– Знакомый рисунок, – заметил директор Джанибеков.
– Да ну? – усмехнулся Егор Кузьмич. – Ты его, Махмудка, каждый божий день на небе видишь.
– Как это?
– А так это – созвездие Ориона это!
– Верно! – воскликнул Джанибеков. – Вот и Пояс…
В трех гнездах Пояса Ориона покоились высохшие папиросные окурки, в верхних гнездах, на месте звезд Бетельгейзе и Беллатрикс, уже сигаретные бычки, а в двух нижних, на месте Саифа и Ригеля, скорлупа от грецких орехов и кусочек зеленого стекла, кажется, от разбитой бутылки. А вот отпечаток правой руки сиротливо пустовал, если не считать одну канцелярскую кнопку в последней фаланге мизинца.