Звездное вещество

Лето выдалось таким дождливым, что в лес я выбрался лишь од­нажды в субботу. Но небо вскоре затянуло и начался дождик. Я быст­ро промок, никакой черники не нашел и ничегошеньки не придумал путного. Вернувшись домой, я впервые за лето досыта выспался под шум разошедшегося дождя за открытым окном...Я допоздна засиживался на работе. "Стая" тащила на мой стол огромный экспериментальный материал, снятый на "диабете". Эти опытные данные поражали воображение и подавляли волю своим изо­билием, бессвязностью и непроясненностью. Я понимал пока только одно: за деревьями стало не видно леса. Какие-то эффекты, еще не встречавшиеся ранее, похоже, маскировали главное. Поди тут еще раз­берись, что главное и что побочное. Истина скрывалась где-то под этим бесчисленными графиками и таблицами, как буддийский храм, поглощенный джунглями.И, как всегда, наваливался панический страх: не оставила ли меня способность входить во внутренний мир явления, не исчезло ли умение вживаться в задачу, становясь чуть ли не участником событий, для­щихся миллионные и миллиардные доли секунды?.. Во всяком случае, я никак не мог себя на это настроить, как ни бился, и день за днем испы­тывал непроходящее раздражение, находя от него спасение только в самой рутинной работе – в статистической обработке эксперименталь­ных данных или в расчетах каких-либо частностей. И все ждалось: вот наступит обновление души, переход к проясненному взволнованному состоянию, когда все получается как бы само собой. Как это было года полтора назад в лучшую пору "Дирижабля"... Ждалось, но не прихо­дило. Только однажды я испытал долгожданную легкость и окрыленность. Когда вечером после работы принялся вытачивать в нашей мехмастерской на токарном станке ногу для "арабского скакуна". Лю­буясь тем, как вьется хрупкая буковая стружка, как из бывшего прямо­угольного бруска рождается фигурная балясинка, я испытывал на­стоящее отвращение к только что оставленному на столе в лаборато­рии вороху таблиц и графиков. Боже мой, да заниматься бы мне весь свой век вот такой чудесной столярной работой, и не надо бы ничего другого! Я отлично понимал, что не прав, что не удовлетворила бы меня всерьез никакая столярная деятельность, но...В тот же вечер уже дома, когда полировал и покрывал лаком свое деревянное издельице, я вдруг поставил себе диагноз. Дело не в одних лишь технических трудностях. Говоря языком незабвенного Ф.В. Захо-дякина, меня занесло в область "нравственных похождений"!.. Задачу с большой буквы нужно решать, имея просветленную совесть. Тогда только и открывается тебе истина, когда сам ты живешь правдой ду­ши – отважно, щедро, порой даже трагично. А что такое, по сути дела, твой отказ от отпуска? Поза, да и только!.. Я стал думать, что Стад-нюк абсолютно прав, когда требует расширения фронта работ. Я даже стал прикидывать, как можно было бы поделить с Аскольдом сферы исследовательской программы и успешно сотрудничать, не пересекаясь и не жмотничая, как это происходит сейчас. Но тут же вспомнилось, как Стаднюк повел себя с Пересветовым, и я разозлился на себя за пре­краснодушие: "Ведь и ахнуть не успеешь, Стаднюк отпихнет тебя, изо­бразив на лице самую искреннюю заботу о пользе дела!.."Женя и дочери вернулись в середине августа. Еще на вокзале Же­ня успела уловить симптомы переживаемой мною душевной драмы. Она спросила:– Что, снова "сажа бела"?Я сдвинул плечами и виновато улыбнулся в ответ, втайне надеясь, что теперь, с Женей, сама вернется желанная ясность и цельность. И стал ждать задушевного разговора... Она же в первые после возвраще­ния дни вся была замкнута на Машу и Дашу. По особой, тщательно скрываемой от меня, суете всех троих, по частым постирушкам дочерей при запертой изнутри двери ванной я с большой грустью понял: мои милые малышки перестали быть девочками и вступили в сложную во всех отношениях начальную пору девичества. Так что им очень была нужна сейчас их умная, чуткая и терпеливая мама!..Я еще и еще предпринимал попытки чисто логически осмыслить всю необъятность проблемы, поставленной перед нами "диабетом". Потом с помощью Дмитриева удалось одолжить на пару недель со­вершенно замечательный английский осциллограф – сверхскоростной, многоканальный и запоминающий. С его помощью открылось, что явления в циркотроне "Дебет" носят нестационарный характер, чего не бывало раньше – на "Дебюте" и "Дирижабле". Первые вспышки реак­ции УТС очень энергичны и, похоже, имеют исключительно высокую эффективность. Далее эффективность вспышек быстро снижается. Примерно за 100 наносекунд реакция сходит на нет, и термоядерная "печка" полностью гаснет, чтобы через 200-300 наносекунд снова ярко вспыхнуть. Далее этот цикл повторяется... Я по-прежнему не мог объяснить, что происходит в циркотроне. Но, по крайней мере, природа безумной сложности интегральных характеристик стала понятной.Однажды за вечерним чаем я, наконец, рассказал Жене обо всех своих затруднениях и муках. Стараясь рассказывать как можно доход­чивее, я с помощью хитроумных сравнений и аналогий пытался нари­совать обстоятельства, не очень-то понятные и мне самому. Женя вскоре потеряла ориентировку в этих моих "джунглях, поглотивших буддийский храм" и уж совершенно не могла принять в толк, как из всего этого вытекают еще и мои нравственные мучения... И отшути­лась экспромтом:– "О, снова ты коптящей лампой то светишь, то теряешь свет. Та­лант жены б жене таланта! – твержу себе я столько лет. Пошли мне, Бог, хотя бы дар с его души снимать нагар!" Правда, похоже?.. Как же я могу тебе помочь, мой миленький? Ты у меня уже большой и совсем взрослый мальчик, выберешься сам, как это уже не раз бывало. А "нагар" я могу снимать одним доступным мне способом...Женя обняла меня и поцеловала.В середине сентября Женя спросила: