– Само собой, религия имеет значение, – возразил Флип. – Иначе нас не вызвали бы к начальству и не объявили бы выговор за вырезанную в блинчике букву «Ф» и засунутый в ботинок смешной стишок.
Динк посмотрел вдоль длинного, загибавшегося вверх коридора. Зака, спавшего в самом конце казармы, от двери даже не было видно.
– Его тут нет, – сказал Розен.
– Кого?
– Зака, – ответил Розен. – Он пришел, сообщил о том, что сделал, а потом ушел.
– Кто-нибудь знает, куда он идет, когда хочет побыть один? – спросил Динк.
– Зачем тебе? – поинтересовался Розен. – Хочешь его поколотить? Я запрещаю.
– Хочу с ним поговорить, – ответил Динк.
– Ах, поговорить… – протянул Розен.
– Поговорить – значит именно поговорить, – сказал Динк.
– Я не желаю с ним разговаривать, – заявил Флип. – Тупая свинья.
– Ему просто хочется уйти из Боевой школы, – объяснил Динк.
– Если бы мы поставили вопрос на голосование, – сказал кто-то, – его бы и секунды тут больше не было. Только место занимает.
– Голосование? – переспросил Флип. – Да уж, очень по-военному.
– Иди, заткни пальцем дырку в дамбе, – бросил мальчик.
– Так вы теперь еще и против голландцев? – спросил Динк.
– Что поделаешь, если они до сих пор верят в Санта-Клауса? – сказал мальчишка-американец.
– В Синтерклааса, – поправил Динк. – Он живет в Испании, а не на Северном полюсе. У него есть друг, который носит его мешок, – Черный Пит.
– Друг? – переспросил мальчик из Южной Африки. – Больше похоже на раба.
– Какое счастье, когда христиане дерутся друг с другом, – вздохнул Розен, – а не режут евреев.
Именно тогда в дискуссию впервые включился Эндер Виггин.
– Разве не это должны предотвращать законы? Чтобы люди не враждовали из-за религии или национальности?
– И тем не менее мы все равно этим занимаемся, – сказал американец.
– Разве мы здесь не для того, чтобы спасти человечество? – спросил Динк. – У людей есть религии и национальности. И обычаи тоже. Почему мы не можем быть просто людьми?
Виггин не ответил.
– Какой нам смысл жить как жукеры? – продолжал Динк. – Они-то точно не празднуют день Синтерклааса.
– Людям свойственно время от времени устраивать резню, – заметил Виггин. – Так что, возможно, пока мы не победим жукеров, нам стоит попытаться быть чуть менее… человечными.
– И возможно, – добавил Динк, – солдаты сражаются за то, что им дорого. А дороги им их семьи, их традиции, их вера и их нация, – все то, что нам не позволено иметь здесь.
– Может, мы сражаемся для того, чтобы вернуться домой и найти там все вышеперечисленное, – заметил Виггин.
– Кто знает, может, никому из нас вообще не придется сражаться, – сказал Флип. – Не похоже, что мы занимаемся чем-то настоящим.
– Могу сказать, что тут настоящее, – улыбнулся Динк. – Вчера я был помощником Синтерклааса.
– Наконец-то признаешься, что ты эльф? – улыбнулся в ответ американец.
– Сколько в Боевой школе ребят из Голландии? – спросил Динк. – Синтерклаас – явно символ культурного меньшинства, верно? Ничто по сравнению с Санта-Клаусом.
Розен слегка пнул Динка по ноге.
– Динк, к чему ты клонишь?
– Но Санта-Клаус – не религиозная фигура. Никто не молится Санта-Клаусу. Он чисто американский.
– И канадский тоже, – возразил другой мальчик.
– У англоговорящих канадцев, – поправил кто-то еще. – Для некоторых он – Папа Ноэль.
– Рождественский дед, – сказал мальчишка-британец.
– Вот видите? Он не христианский символ, а национальный, – подытожил Динк. – Одно дело – подавлять проявления религиозности, но совсем другое – пытаться стереть национальные различия. Во флоте полно людей, преданных своим нациям. Никто не заставляет голландских адмиралов делать вид, будто они не голландцы. Они бы такого не потерпели.
– Нет никаких голландских адмиралов, – заявил британец.
Не то чтобы Динка злили подобного рода идиотские замечания – ему вовсе не хотелось кого-то ударить, не хотелось даже повышать голос. И все же ему бросили серьезный вызов, который нельзя было оставить без ответа. Нужно было сделать что-то такое, что не понравилось бы другим – хотя он понимал, что лишь создаст себе проблемы и ничего в итоге не добьется.
– Они сумели задушить наш голландский праздник, потому что нас мало, – сказал Динк. – Но пришло время настоять, чтобы нам позволили соблюдать наши национальные обычаи, как и любым другим солдатам в Международном флоте. Рождество – священный день для христиан, но Санта-Клаус – светский символ. Никто не молится Санта-Клаусу.
– Разве что малыши, – рассмеялся американец.
– Санта-Клаус, Рождественский дед, Папа Ноэль, Синтерклаас – все они, конечно, ведут свое начало от христианского празднества, но теперь стали национальными символами Рождества, и даже те, кто не верит в Бога, все равно отмечают этот праздник. Двадцать пятого декабря – день, когда все дарят друг другу подарки, и не важно, верующий ты христианин или нет. Нам могут запретить религиозные обряды, но не могут помешать дарить подарки в день Санта-Клауса.
Некоторые засмеялись. Некоторые задумались.
– Похоже, ты собираешься вляпаться в серьезное дерьмо, – заметил кто-то из ребят.