Звездные флибустьеры

Все бы ничего, но перед тем как загнутся, Аригато научила нас кое-чему – майстрачить автоматы и пушки. И те кто остались живы, начали ими друг друга изводить – по поводу и без. Но все равно – здесь в числе прочего есть нечто такое, за что Сенат твоей Иштар может даже и продал бы душу Иблису – большой прирост населения. Нас слишком много, черт побери. Взгляни хоть на наших соседей – на Илорину, хоть даже на страну торике. За последние десять лет миллионов пять умерших от голода, не считая гражданской войны. И что? Ни малейшей убыли населения. А почему? Потому что плодятся как кролики или махатаны. У каждого паршивого крестьянина по три жены, а у всяких вождей, старост и великих охотников с воинами по десятку. В каждой семье в среднем по десять детей, и это только в среднем.

Так вот ты и думай – у тех кого вывезут отсюда, есть хоть какой-то шанс. А почти никто из тех кто живет там – Идрис махнул рукой в сторону материка, – не дотянет до тридцати пяти.

– За то время пока я здесь, я уже повидал много всякой мерзости, – сказал Антон. – И кое-что понял. Как бы там ни было, моя душа и совесть говорят мне, что убийства грабежи и работорговля – непозволительное зло! И я буду жить так, как подсказывает мне душа и совесть. И постараюсь объяснить это Айнур. Как я понимаю – большую часть своей жизни она провела, барахтаясь в вашей грязи. Но я чувствую, что ей страшно хочется отмыться, пусть даже грязь, надо думать, въелась слишком сильно.

Хинк Идрис в раздражении выкинул бутылку в окно, затем пошарил во внутреннем кармане помятого жилета, одетого на голое тело.

– Знаешь, Олутар однажды мне сказал, что на старой Земле выражались так: человек – это душонка, обремененная трупом, – проворчал он. Я вот думаю – может, перерезать тебе горло прямо сейчас, и выпустить из тебя твою благородную душонку, а тушку бросить в этом лесу, чтобы аруты и каххи могли насладиться твоим мясом?!

Он резко повернулся.

– Что такое, капитан? – спросил Хальдриг.

– Дай-ка мне нож – я забыл свою заточку.

Нориск, ухмыляясь с садистским предвкушением, извлек из ножен массивный клинок – с вороненым волнистым лезвием и вычурной гардой – наверняка, изделие местных мастеров, и протянул с легким поклоном капитану рукоятью вперед.

– Я вот прикидываю – изрек Хинк вращая налитыми кровью глазками, – зарезать тебя как свинью, или может просто проткнуть как жука и сбросить вниз?

– Я бы на вашем месте не стал делать ни того, ни другого, – сказал Антон. – Мне есть что сказать Олутару, и он будет недоволен если в наши с ним дела вмешаются третьи лица.

Сказал это он наобум, и как выяснилось, что в критической ситуации он нашел правильный тон.

– Вот как? – лицо Хинка вытянулось. Ты за свои слова отвечаешь? И что же наш цивилизованный слизняк имеет сказать самому Олутару??

– Это я сообщу ему при личной беседе. Изо всех сил давя страх, и старясь не смотреть на дрожащее в воздухе лезвие, Антон сумел сохранить небрежный тон.

– Ладно. Акдала – полетели к замку.

* * *

Оставив внизу высокие – футов тридцать – резные ворота розового камня, и заброшенный парк, где безмятежно пощипывали травку звери, напоминающие мелких безрогих оленей – тоны, флайт опустился на мощенный булыжником внутренний двор, где плескал водой фонтан – аккурат у главного входа.

– Надеюсь, теперь мы встретимся только на том свете! – прорычал пират, когда Антон выходил из машины.

– Посмотрим, – ответил Антон и собирался сказать еще что-то, но Идрис с треском захлопнул дверцу, и «жангада» поднялась в воздух, взвыв напоследок изношенным двигателем.

Антон остался во дворе.

Через секунду дверь замка открылась, из полумрака выглянул невысокий пожилой туземец в лиловой ливрее и что-то произнес.

Антон покачал головой:

– Вас просят проходить, – прочирикал лакей на скверном всеобщем. – Входите.

Антон поднялся по мраморной лестнице. Серый, казалось овеянный ветрами тысячелетий камень стен невольно внушал уважение. Полы были выложены мозаичными картинами, на стенах висели старые выцветшие гобелены и ковры, изображавшие битвы местных богатырей с разнообразными чудовищами, и поедание чудовищами оных богатырей.

Впрочем, было тут место и современному искусству. Он заметил пару полотен кисти самого Окусаи, и скульптуру женщины с ребенком – насколько он мог понять, не включенную в каталоги работу великого Шрингера.

Откуда они здесь? Вряд ли подобные вещи попадаются на кораблях. Купили на аукционе? Или это подобрано где-то на заброшенных орбитальных и лунных виллах Аригато или Джура с Магдалиной, еще во времена Великого Кризиса?

Слуга вел Антона вглубь дома. Миновав отделанный коричневым мрамором вестибюль, они поднялись на второй этаж, где лакей услужливо распахнул перед ним двустворчатые двери с медными ручками. Переступив высокий порог, Антон оказался в огромном, мраморном зале, озаренном дневным светом, исходившему от стеклянного эркера. Книжные полки доходили до высокого круглого потолка.

У Антона даже захватило дух – столько бумажных книг он видел лишь однажды: в Университетском Депозитарии, когда писал диплом по археологии материка Кайсон.