Звездные мошенники

Прямо-таки любопытно, как после целой жизни, проведенной в окружении всяческих шумов, несколько часов их отсутствия могут целиком изменить ваше отношение к колебаниям воздуха в диапазоне слышимости. То был всего лишь тихий вопль: так одинокая морская птица тоскует по своему супругу, – но я отскочил от дерева, будто оно внезапно раскалилось, и застыл, навострив уши и изучая параметры звука в поисках каких-нибудь подсказок. Звук делался все громче, а это означало, что его источник приближается, причем с такой скоростью, что отступать бессмысленно. Я огляделся в поисках удобного деревца, но те сосны родились старыми – нижние ветви начинались футах в пятнадцати от поверхности. Спрятаться можно было только среди нескольких тысяч древесных стволов. Мне почему-то подумалось: встретить то, что приближается – чем бы оно ни было, – лучше не на открытом месте. По крайней мере, мы увидим друг друга одновременно. Я знал, что это живое существо и оно питается мясом. Так сказал мне тихий, но категоричный голос первопредка. Я шевельнул запястьем; в ладонь лег контрабандный кратерный пистолет. Я ждал, а гулкий крик становился все громче и мучительнее, словно его издавал страдающий от безнадежной любви горный баран, бык с разбитым сердцем или умирающий лось. Уже были слышны глухие удары больших лап, ритм которых, даже с учетом слабого гравитационного поля, заставлял предполагать большие габариты. Наконец животное очутилось в поле моего зрения и подтвердило интуицию пращура. Это была не гончая собака и даже не гиенодон. Гиенодон мог бы быть таким, если бы вдруг оказался семи футов в холке, с голеностопами толщиной с мое бедро, головой размером с одноместный вертолет и челюстями, способными подхватить человека, как трусящая домой собачка – вечернюю газету. Возможно, именно последняя мысль помешала моему пальцу нажать на спусковой крючок. Чудовищный пес резко затормозил в шквале медленно оседавших сосновых иголок, взвыл в последний раз и продемонстрировал мне ярко-красный язык длиной в ярд. В остальном он был черно-коричневым, гладкошерстным, кожа висела складками. Зубы крупные, но не больше шести дюймов от десны до острия. Глаза черные, блестящие, маленькие, как у слона, с красными полумесяцами под ними. Пес медленно двинулся вперед, словно хотел лучше рассмотреть, что́ сейчас будет есть. Я слышал, как его суставы поскрипывали при движении. Высокие плечи бугрились мускулами. Футовые подушечки лап при каждом шаге погружались в лиственный перегной. Мои колени начали подергиваться, а все волосы на теле попытались встать дыбом. Зверь был уже в десяти футах от меня, его дыхание, словно пар из протекающего цилиндра, вырывалось через ноздри, в которые вошел бы мой кулак. Я знал: если он сделает еще хоть шаг, я нажму на спуск, кстати или некстати.

– Лежать, парень! – произнес я властным (как надеялся) голосом. Пес остановился, втянул язык, снова вывалил его, а потом опустил задницу – аккуратно, словно пожилая леди, усаживающаяся в любимое кресло-качалку. Он сидел и смотрел на меня, вскинув голову, а я смотрел на него. И пока мы так таращились друг на друга, подоспел великан.

11

Он бесшумно приблизился, шагая по проходу между большими деревьями, и хоть и был совсем не мал, я увидел его лишь с расстояния футов в пятнадцать.

А он-таки был здоровенным.

Легко говорить о человеке двенадцати футов ростом. В конце концов, это всего лишь вдвое больше обычного. Просто большой человек, можно даже пошутить насчет размера обуви.