Звездные Раны

Новоприбывшие тем временем сидели между своих кроватей и изнывали от свирепой страсти – хотелось курить, однако на территории Белого Города эта дурная привычка наряду со многими другими была строго запрещена. Наконец из фонаря спустился надзиратель с коробкой и стал раздавать курящим куски специального пластыря, объясняя, куда нужно приклеить, чтобы избежать табачной наркотической ломки. Мужики клеили, ждали эффекта и тихо матерились, пока не прозвучал отбой.

Безбожко вместе со всеми почистил зубы разовой зубной щеткой и, склонившись к умывальнику, показал спину: на солдатскую камуфляжную куртку был нашит оранжевый ромб – туз бубновый! И еще у двух-трех старожилов такой же… Опарин запомнил койку, на которую улегся бывший солагерник, и лишь после этого с удовольствием разделся и залез в постель.

Незаходящее полярное солнце висело над горизонтом, простреливало купол, как мыльный пузырь, слепящий свет бил в глаза, и можно было бы повернуться к нему головой, однако тогда его ноги оказались бы возле головы соседа. И заслониться рукой невозможно – не хватало и двух сложенных вместе ладоней, чтобы накрыть рдеющий диск. Поэтому Опарин ждал, когда огромное солнце оторвется от горизонта, пойдет в высоту, и пока слушал тихую завораживающую музыку, можно сказать, колыбельную для взрослых. Надзиратели удалились в свой фонарь, откуда просматривался весь спальный сектор купола, и в огромном пространстве его наступило полное состояние неподвижности. Даже пыль в солнечных лучах не клубилась, как обычно, а висела мерцающими точками.

Наконец лучистая корона засветилась ярче, набрала силу и пошла вверх, ослепив надзирателей в фонаре: теперь нижний мир купола скрылся в контрастных сумерках. Опарин осторожно подобрался к кровати Безбожко и присел на пол у изголовья. Бывший террорист спал сном младенца, но от легкого толчка мгновенно проснулся.

– Здорово, Эдик, – прошептал Сергей. – Я тебя узнал.

Безбожко почти не изменился, разве что взгляд стал бегающим, и сам будто слегка пришибленный, – видно, нелегко дался остаток срока, после того как расстались. А может, подействовала обстановка города всеобщего счастья…

Эдик уставился на Опарина – не узнал, мельком глянул на визитку.

– Кто такой? Я тебя не помню… Уходи.

– Неужто трусливый стал, Безбожко? А помнишь, как целыми ночами говорили? Голова к голове…

– Серега? Опарин?..

– Вот, оказывается, помнишь…

Ночное солнце наполовину спряталось за дальние сопки – все, что осталось от высоких бортов кратера, растертых ледником. Бывший солагерник пригнул голову Опарина, прошептал:

– Лезь под мою кровать, засекут.

И спустил ему подушку.

Сергей закатился в тесное пространство под солдатской койкой, спросил оттуда:

– Тут какое-нибудь общение предусмотрено? В ленинской комнате, например, в красном уголке?

– Шутник ты, Серега… Ты почему здесь-то? Твои статьи читал, молодец. А может, дурак…

– А ты как сюда?

– Мне деваться было некуда. Или новый срок лет на двадцать пять по новому кодексу, или в будущее.

– Опять рванул секретаря?

– Хуже, брат… Но лучше об этом молчать, – не сразу сказал Безбожко. – И ты молчи, если хвост в той жизни остался.

– Не осталось вроде хвостов…

– Смотри… Из Белого Города никого не выдают, тут своя епархия. Но стукачей кругом тьма, каждый второй. А у нас на зоне – помнишь? Только каждый пятый. Нет, конечно, жить можно. Кормят хорошо, лечат на самом деле бесплатно, зубы вставляют, у кого нет… Но отсюда не вырваться! Слышишь голос?.. Это они дают установку, на сонные мозги давят – не пить, не курить, не нарушать дисциплины… Слышишь? Вот тебе все общение.

И в самом деле, из-под купола струился едва различимый, шуршащий голос – какой-то несвязный набор слов, сопровождаемый такими же несвязными космическими звуками.

– Так что влетел ты по-крупному, теперь насидишься до опупения, – продолжал Безбожко. – Ладно, мне податься некуда, разве что в бандиты. Для нашего брата и такая жизнь сойдет, главное, думать не надо, живи, как трава… Но ты-то, популярный журналист, и на рожу посмотреть – не дурак… Ты-то на что клюнул? Тыщу баксов пообещали?

– Сначала расскажи, что это за организация такая? Санаторно-курортная?

– А ты еще не понял? Великая стройка общества двадцать первого века…

– Если без лирики? Ты давно здесь?

– Скоро месяц, – прошептал Безбожко, свесив голову. – Видишь, пока еще держусь. Некоторые и того меньше, но уже в полном отрубе, ничего не понимают. Им уже нравится здесь. А есть ничего, нормальные, только им видишь – бубнового туза на спину шьют, это вместо полосатых курток…

– В куполе долго продержат? Раньше-то можно отсюда уйти? Или нет?