И разглядывая его, он случайно зацепился взглядом за стрелки наручных часов…
В первое мгновение не понял, что с ними происходит, и тупо смотрел на циферблат, пока не обнаружил, что секундная стрелка движется в обратную сторону…
13
В самолете он еще ничего не почувствовал: две стюардессы в белом разносили сок, вино и легкие закуски, сопровождающие спецрейс вербовщики спокойно подремывали возле пилотской кабины, внизу стелилась поблескивающая озерами тундра. На подлете к Астроблеме – об этом объявили по внутреннему радио – Опарин ощутил непривычное тяжелое волнение и, как всякий новичок, прилип к иллюминатору – город, стоящий вдали, на миг захватил мысли, изумил и обрадовал, как если бы он, будучи космонавтом, обнаружил его на Марсе.
Город сверху напоминал компас на старинных картах, и все его восемь улиц были точно сориентированы по частям света: северная указывала на Северный полюс, южная – на Южный. Во время строительства учли розу ветров и производственные корпуса вынесли на юго-западную окраину.
Колючую проволоку Опарин заметил, когда Як-40 пошел на посадку. Не ту, привычную, растянутую на столбах, а белую, современную, свитую в спирали, которые были уложены друг на друга, образовывая ажурную трехметровую стену. И все-таки он сначала решил, что обнесли колючкой только сам аэродром, расположенный с восточной стороны города и примыкающий к нему вплотную, обезопасили его от проникновения угонщиков и террористов: народ-то сюда свозили всякий, что у кого на уме… Но когда откинулся трап и пассажиры вышли на бетон, все иллюзии окончательно исчезли. Веселая, горлопанящая толпа завербованных повалила было к зданию аэропорта, над которым теперь красовалась размашистая надпись «Белый Город», однако на пути возник человек с мегафоном.
– Внимание! Всем стоять! – приказал он. – Прекратить движение! Построиться в колонну по три!
– Блин, и тут – построиться! – вякнул пассажир, которого Опарин запомнил еще в аэропорту Латанги.
С двух сторон к толпе выскочили четверо с короткими помповыми ружьями, встали поодаль, навели стволы – все в белых марлевых повязках, одни глаза торчат.
– Внимание! – еще раз повторил тот, с мегафоном. – Всем сохранять спокойствие и слушать внимательно. В городе введен режим строгого медицинского контроля. Все вновь прибывшие обязаны пройти карантин! Это было оговорено в условиях контракта. Сейчас всем построиться! Следуем пешим порядком в баню, затем в карантинную зону. Вопросы есть?
– А почему и здесь менты? – задиристо спросил знакомый.
– Менты остались на Большой земле, как и ваше прошлое! – с долей юмора известил мегафон. – А перед вами бойцы внутренней охраны, исполняющие отдельные полицейские функции. Вы люди разумные и отлично представляете, что может случиться, если в наш закрытый и весьма тесный город проникнет инфекция. Друзья мои, ну зачем же тащить дизентерийный понос в двадцать первый век?
В толпе послышались смешки, но кто-то за спиной проворчал:
– Не знаю, как насчет поноса в будущем, но менты в настоящем мне очень не нравятся.
Выстроили в колонну, подравняли, повели вольным шагом. Охранники двигались с двух сторон, впереди – человек с мегафоном, сзади ехал «УАЗ» с тонированными стеклами, куда сели вербовщики. Туча крупных таймырских комаров повисла над колонной и понеслась, как знамя; плотность насекомых была такой, что лица рядом идущих, а тем более отдаленные предметы растворялись в сером, мельтешащем тумане. Дышать следовало осторожно, носом или сквозь стиснутые зубы, бесконечно обметать лицо, шею и руки, у непривыкших к такому гнусу обычно через несколько минут начинался нервный срыв, истерика, но, судя по молчаливому пыхтению в строю, люди здесь подобрались северные, бывалые. Едва миновали пропускной пункт аэропорта, как стало ясно, что весь город обнесен валами из колючей проволоки – даже не проволоки, а тонкой жестяной полосы со сдвоенными заусенцами.
– Из огня да в полымя, – тихо выматерился знакомый, давя комаров. – Они что, козлы, зону тут сделали? Как тебе нравится? Белый Город, мать его!..
– А мне нравится городок, – отозвался Опарин, озираясь. – Чем-то на Питер смахивает.
– Да все ничего, но конвой и колючка…
Улицы были пустынными, но дома вроде бы обжиты, по крайней мере сняты с окон ставни-щиты, открыты подъезды и лишайник на асфальте вышаркан колесами. Жизнь какая-то чувствовалась, однако скрытная и, как многое вокруг, необъяснимая. Зачем братья Беленькие купили этот город, Опарину было пока не совсем ясно, поскольку он имел иные представления о существовании Беловодья, по крайней мере без охраны с ружьями, зековского построения и уж точно без колючей проволоки.